Книга XIV. 1766-1772

Записка не могла ускорить дела. Тяжело, оскорбительно было предложение прусского короля — взять вознаграждение в Польше для удовлетворения чужим интересам и возвратить туркам Молдавию и Валахию, где жители уверены, что этого возвращения не будет; на независимость татар еще подается надежда; но христианские княжества должны снова подвергнуться варварскому игу, ибо так хочет Австрия. Понятно, что на прусское предложение не могло быть скорого ответа. Прошел март, апрель, наступил май. Сольмс пишет Панину: «Осмеливаюсь напомнить о деле, которое касается особенных интересов короля, моего государя, равно как и особенных интересов России. Король горячо заинтересован этим делом, не отступится от него, и если я не буду в состоянии дать ему скоро положительных удостоверений, то навлеку на себя жестокие выговоры и, сверх того, не ручаюсь за решение, которое его величество примет по собственному усмотрению. Он руководится следующим: так как в этом деле будет только подражание примеру другого, то этот другой не может вооружиться против нас, дело идет о приведении в исполнение уже решенного. Умоляю в. с-ство не отлагать решения здешнего двора». Отлагать было нельзя. Для петербургского Кабинета дело состояло в том, чтоб войти с Пруссиею в переговоры о польских землях, удовлетворить Фридриха в этом отношении и отделить это польское дело от турецкого. В конце мая Панин объявил Сольмсу, что императрица поручила ему покончить дело; и немедленно начались рассуждения о том, какие земли брать у Польши. Фридрих был в восторге, когда получил от Сольмса известие, что желанное дело началось; он отправил ему свои требования относительно польских земель, что же касается русской доли, то объявил, что предоставляет России самой назначить и соответственно своим интересам и своему желанию. По-видимому, согласием удовлетворить желанию прусского короля относительно приобретения польских земель Россия достигла своей цели; Фридрих писал Сольмсу, что нечего опасаться Австрии, писал, что гр. Панин отлично поступил, сообщивши австрийцам свои мирные предложения и не упомянув при этом ни слова о Польше и ее разделе, ибо, прежде чем давать венскому двору новые предложения, надобно подождать его отзывов насчет мира. Фридрих теперь находил, что после таких успехов в войне с турками русские условия умеренны и, поступая с твердостию, императрица вообще может выйти с успехом из дела, но надо приготовиться к затруднениям. Австрия не может рассчитывать на помощь Франции, которая находится в страшном истощении; если бы даже венский двор и хотел войны, то захочет ли он ее объявить России и Пруссии вместе без надежды иметь какого-нибудь союзника. Это дело невероятное, и потому России и Пруссии нечего бояться за проект приобретения польских земель. Они взаимно гарантируют свои новые владения, и если австрийцы найдут свою долю в Польше малою сравнительно с русскою и прусскою, то стоит только предложить им часть венецианских владений, отрезывающую Триест, и они успокоятся, а если бы и стали сердиться, то тесный союз между Россиею и Пруссиею заставит их делать все, что угодно этим державам. В том же тоне писал Фридрих брату Генриху: «Если соглашение с Россией состоится, то нечего обращать внимание на австрийцев, которые, не имея помощи от своих союзников, будут принуждены делать все по-нашему». Взгляд был совершенно верен, и, начавши противоречить ему, начавши опять требовать от России, чтоб она отказалась от своего условия относительно Молдавии и Валахии, грозя в противном случае войною с Австрией, Фридрих прямо заявлял, что это требование делается в его собственных интересах. Бывают минуты, когда самый хитрый и осторожный человек не выдерживает; не выдержал Фридрих в минуту восторга при виде исполнения пламенного желания, проговорился насчет истинного положения дел, но скоро одумался и заговорил другое, не заботясь о противоречии.