Книга зеркал

– Двадцатого декабря я уволился из бара, объяснив хозяину, что переезжаю на Западное побережье. Хозяин со мной расплатился наличными и подарил две пачки сигарет. Я отправился в верховья Ассунпинк-крика, дождался темноты в каком-то дровяном сарае и до профессорского особняка добрался часам к девяти вечера. В гостях у профессора был тот самый студент, они выпивали в гостиной.

Описать молодого человека Спэл не смог, сказал только, что парень ничем не отличался от прочих хлыщей, живших на кампусе. Дня за три до убийства Спэл едва не выдал себя – парень, стоя у окна, наверняка заметил бы постороннего в саду, но помешала метель.

– По-моему, этого студента звали Ричард Флинн, – сказал я. – А девушки там не было?

– Нет, не было, – уверенно ответил Спэл. – Только профессор и этот тип. Так вот, я пришел к девяти, а студентик умотал в одиннадцать. Профессор остался один. Я еще минут десять подождал для верности, а потом хотел позвонить в дверь и врезать профессору между глаз, как только он мне откроет. Но он, как по заказу, распахнул окна в сад и ушел наверх. Я забрался в дом и спрятался в прихожей.

Потом профессор вернулся в гостиную, захлопнул окна и уселся на диван. Спэл подкрался сзади и стукнул Видера бейсбольной битой по голове – несильно, потому что профессор вскочил и обернулся. Спэл, заранее надевший лыжную маску, чтобы профессор его не узнал, обежал диван и раз десять ударил Видера, сбив его с ног. Он хотел было ограбить дом, но тут щелкнул замок в двери, и Спэл, выскочив в окно, скрылся в ночи.

Бейсбольную биту он выбросил в реку, заночевал в дровяном сарае на берегу Ассунпинк-крика, а наутро, встретившись со Слейдом на Принстон-Джанкшен, уехал в Миссури и лишь потом узнал о смерти профессора.

– Наверное, я его слишком сильно ударил, – сказал Спэл. – Вот так и стал убийцей. И вообще, каждый раз – как во сне, даже не верится, что это я натворил. А все из-за таблеток, которыми нас в психушке пичкали. Не, я не к тому говорю, что, мол, вины моей нет, – какая сейчас разница?

– Вас же под надзор выпустили, – напомнил я. – И что, никто не всполошился, когда вы из Нью-Джерси уехали? Вас в розыск не объявили?

– Не знаю. Уехал и уехал. Ко мне никто не приставал, и до две тысячи пятого года все было в порядке, а потом меня за превышение скорости арестовали, и понеслось. А как адвокат узнал, что меня в трентонском дурдоме держали, так и потребовал медицинского освидетельствования, только комиссия на этот раз признала меня вменяемым, вот меня и осудили. Смешно, правда? Когда я был в здравом уме, меня в психушку отправили, а теперь, когда я и сам понимаю, что с головой не все в порядке, к смертной казни приговорили.

– Послушайте, с тех пор много лет прошло, какие-то подробности наверняка забылись… Вы уверены, что у профессора в гостях был только этот двадцатилетний парень? Может, вы из своего укрытия не заметили еще кого-нибудь? Вы же из сада подглядывали…

– Не-а, больше никого там не было. Ты же сам дело расследовал, помнишь, какой там особняк…

– Да.

– Ну вот, в сад выходили два огромных окна и застекленная дверь. Если в гостиной жалюзи поднимали, то, когда свет горел, вся комната была на виду. Профессор и студент у стола сидели, трепались о чем-то, а потом студентик свалил и Видер один остался.

– Они ссорились?

– Не знаю, я ж не слышал.

– Значит, парень часов в одиннадцать ушел?

– Наверное… Может, в полдвенадцатого, но не позже.

– А на профессора вы напали спустя минут десять?

– Ну да. Сначала я в дом через окно забрался, спрятался, а потом он спустился, ну я его и приложил. Может, не десять минут прошло, а двадцать, не знаю. Помню, у меня еще пальцы не отогрелись, когда я первый раз его ударил, поэтому с ног сразу и не сбил.

Я смотрел на Спэла и никак не мог сообразить, почему его имя не упоминалось в расследовании, ведь мы рассматривали версию, что убийство совершено одним из бывших пациентов профессора, в отместку.

Да, Джозеф Видер возглавлял экспертную комиссию в сотнях медицинских освидетельствований. Да, безалаберность прокурора неимоверно усложняла действия следователей: он все время менял свою точку зрения, заставлял отбрасывать разрабатываемые версии, поэтому ни одну проверку нам не удалось довести до конца. Журналисты обвиняли полицию в некомпетентности, в газетах писали всякую чушь, а у меня в машине была припрятана бутылка, и я не без оснований предполагал, что меня вот-вот турнут с работы за пьянство. Если честно, в те дни меня меньше всего занимали поиски убийцы Джозефа Видера – снедаемый жалостью к себе, я искал лишь оправданий своего поведения.

– И вы не знаете, кто вас спугнул своим приходом к профессору?

– Понятия не имею. Я сразу сбежал – кто ж знал, что к нему среди ночи кто-то заявится. И вообще, я его только избить хотел. В то время у озера наркоманы часто шныряли, на них удобно было все свалить: забрались в дом, избили, ограбили… А он, оказывается, умер – а это совсем другое дело.

– А ночной гость один был или еще с кем-то?

– Не знаю… – Спэл помотал головой. – Все, что знал, рассказал.