Книга Жанны

Лхарр ответил на вопрос, который прошептал ему Гарет, затем сел, чтобы полакомиться фруктами. Гости, множество гостей подошли к столу, трезвые и пьяные, мужчины и женщины. Дамы делали мне комплименты, поздравляли с удачным замужеством, превознося до небес добродетели Лхарра. Мужчины хотели танцевать, и я должна была танцевать с каждым из них. Таков ритуал. Их было так много, что их имена и лица безнадежно растворились в дыме их трубок и витающем вокруг кислом запахе. Все это, вместе с жарой от моих нижних юбок и мучительной попыткой удержать на голове высокий головной убор, в конце концов привело к нестерпимой головной боли.

Я танцевала с официальным представителем Гильдии, когда от усталости и напряжения я чуть не упала на него. Он выразил сочувствие, хотя был сильно не трезв, и помог мне вернуться на место за столом. Так как я рассказала ему, что имела дело с Гильдией, он записал адрес Гильдхолла на моей салфетке, передал ее мне с витиеватым поклоном и удалился. Я сидела несколько минут с закрытыми глазами, пытаясь прогнать головную боль. Когда я наконец взглянула на холл снова, он был почти пустой. Пока я без остановки танцевала, большинство гостей уехали домой или ушли спать. Лхарр отдыхал сзади меня, в руках у него была запотевшая от содержащейся в ней прохладной жидкости кружка. В моей голове пульсировала боль.

Я встала, слегка шатаясь.

— Извините меня, милорд, я иду спать.

— Не извиняю.

Моя голова болела так, что я ни о чем не могла больше думать. И от усталости и боли я надерзила ему.

— Я не собиралась спрашивать у вас разрешения, милорд. Это всего лишь форма вежливого обращения.

В тот момент, когда вырвались эти слова, я поняла, что разговариваю слишком дерзко, да еще в присутствии гостей, но была слишком усталой и несчастной, чтобы выбирать слова. Если бы только можно было скрыться от всех в каком-нибудь месте и сосредоточиться, я смогла бы избавиться от головной боли. Я повернулась, чтобы уйти.

Лхарр вскочил на ноги и схватил меня за руку.

— Вы не уйдете, пока последний гость не пойдет спать или не упадет под стол.

Я попыталась высвободиться.

— Я была любезна с пьяными мужчинами. Я танцевала до упаду. Я терпела гам и вонь до тех пор, пока моя голова не стала раскалываться. Это все, что я для вас могу сделать за вечер.

Рука Лхарра сжала мою сильнее.

— Вы заблуждаетесь, мадам. Сядьте.

Он с силой дернул меня за руку вниз, так, чтобы я села, но я смогла устоять. На мои глаза набежали слезы, отчего я еще больше рассердилась, потому что не хотела, чтобы он меня видел плачущей.

— Пустите!

Его глаза и голос были холодными как лед.

— Делайте, что вам говорят!

— Я не останусь здесь! — Я изо всех сил пыталась освободить свою руку, чтобы сбежать от этих холодных золотистых глаз.

Но его хватка была железная.

— Ведите себя прилично, мадам. Вы позорите меня.

Я окинула взглядом гостей, оставшихся в Зале. Здесь и там догорали свечи, утопая в расплавленном воске. Представительный мужчина свалился со своего стула с булькающим звуком, да так и остался лежать.

— Эти пьяницы не заметят, если даже потолок рухнет на их головы. Пустите меня!

Я попыталась оттолкнуть его руку, но не смогла. Я смотрела на него с вызовом, кусая губы, чтобы не расплакаться. Он с силой потянул меня вниз. Когда я не села, он дал мне пощечину. Я задохнулась от возмущения. Он ударил меня! Моя щека нестерпимо болела, но эта боль бледнела перед моим гневом. Он ударил меня!

В ответ я сама что было сил ударила его. Лицо его побелело, глаза и губы сузились. Он зажал обе мои руки одной своей, а другой, свободной, отхлестал меня по лицу. Боль в моей голове удвоилась.

Но эта боль была ничто по сравнению с моим потрясением. Я ударила человека. Я ударила человека. Спокойная, рассудительная, культурная — мое представление о самой себе рушилось. Я позволила злобе выйти из-под контроля. И более того, я желала снова ударить его. Головная боль и ужас перед собственным поведением ошеломили меня. Я заплакала и никак не могла остановиться.

Спустя несколько минут я осознала, что Лхарр разговаривает со мной. Я взглянула на него, но хотя я могла и видеть, и слышать, что он говорит, для моей пульсирующей головы звуки ничего не значили. Он поднял свою руку снова, но затем опустил ее и освободил мои запястья. Мне была необходима хоть какая-нибудь опора. Мои колени подгибались. Я почти падала, когда он рукой подхватил меня. Я обрушилась на него так, что это его испугало. Он шептал мне что-то на ухо, но я, все видя и слыша, ничего не могла понять. Лхарр бережно усадил меня в кресло, затем снял тяжелый головной убор с гнезда из заплетенных кос и положил его на стол.