Книга Жизни

Фиби развернула другой свиток. Это генеалогическое древо тоже было старинным, но все же ближе к нашему времени. Невеста Маркуса нахмурилась.

– А это вроде уже тринадцатый век, – сказала Фиби, разворачивая пергамент. – Никаких подчисток и никакого упоминания о Бенжамене. Получается, был и бесследно исчез.

– Кто он такой – этот Бенжамен? – спросил Маркус.

Его вопрос меня удивил. Уж кто-кто, а он-то должен знать имена всех остальных детей Мэтью.

– Бенжамена не существует, – с бесстрастным лицом, тщательно выбирая слова, заявила Изабо.

Мой мозг пытался сопоставить последствия вопроса Маркуса и странный ответ Изабо. Если сын Мэтью не знал о Бенжамене…

– Значит, потому его имя и соскребли? – спросила Фиби. – Может, исполнитель древа допустил ошибку?

– Да, он был ошибкой, – упавшим голосом произнес Мэтью.

– Однако Бенжамен существует, – сказала я, пристально глядя в серо-зеленые глаза Мэтью, зашторенные воспоминаниями. – Я встречала его в Праге шестнадцатого века.

– Так он жив? – спросил Хэмиш.

– Не знаю. Я создал его в двенадцатом веке и полагал, что он погиб вскоре после превращения в вампира, – ответил Мэтью. – Через несколько сот лет Филипп слышал о ком-то, чей словесный портрет совпадал с обликом Бенжамена. Установить истину мы не успели. Тот вампир исчез. В девятнадцатом веке ходили слухи о Бенжамене, однако доказательств не было.

– Ничего не понимаю, – замотал головой Маркус. – На генеалогических древах изображают и умерших. Значит, Бенжамен должен был бы там присутствовать.

– Я от него отрекся. И Филипп тоже. – Не желая встречаться с нашими любопытными взглядами, Мэтью закрыл глаза. – Подобно тому как через клятву на крови можно сделать кого-то частью твоей семьи, можно из семьи и изгнать. И тогда, согласно вампирскому праву, такой вампир считается безродным и вынужден сам о себе заботиться. Маркус, ты знаешь, какую значимость придают вампиры родословной. Отсутствие признанной родословной у вампиров считается таким же пятном, как у ведьм – быть под властью чужого заклинания.

Теперь я яснее понимала, почему Болдуин может воспротивиться моему включению в генеалогическое древо семьи де Клермон в качестве дочери Филиппа.

– Значит, Бенжамен действительно мертв, – сказал Хэмиш. – По крайней мере, с юридической точки зрения.

– А мертвые иногда восстают и преследуют нас, – пробормотала Изабо, заработав мрачный взгляд сына.

– Не представляю, какое преступление мог совершить Бенжамен, если вы с дедом отреклись от него. – Маркус по-прежнему находился в замешательстве. – В свои ранние вампирские годы я был просто ходячим ужасом, но ты же от меня не отрекся.

– Бенжамен был одним из немецких крестоносцев, отправившихся с армией графа Эмиха в Святую землю. По пути, в Венгрии, их разбили, и тогда он примкнул к солдатам моего брата Годфри, – начал Мэтью. – Мать Бенжамена была дочерью очень богатого ближневосточного купца. Торговые связи семьи требовали знания языков. Он сносно знал еврейский и даже арабский. Он был ценным союзником… поначалу.

– Так Бенжамен был сыном Годфри? – спросила Сара.

– Нет. Моим, – ответил Мэтью. – Через какое-то время Бенжамен нашел более выгодный товар для торговли – семейные тайны де Клермонов. Он грозился раскрыть жителям Иерусалима существование не только нашей породы, но и ведьм с демонами. Узнав о его предательстве, я потерял самообладание. Филипп мечтал создать на Святой земле надежную гавань для всех нас. Место, где мы могли бы жить, не ведая страха. Бенжамен имел силу уничтожить надежды Филиппа. Самое ужасное – это я дал ему такую силу.

Я успела изучить мужа, чтобы представить степень его чувства вины и раскаяния.

– Почему ты не убил его на месте? – спросил Маркус.

– Смерть была бы слишком быстрой расплатой. Я хотел наказать Бенжамена за его вероломство. Хотел, чтобы он познал страдания, через которые проходили вампиры, ведьмы, демоны. Я сделал его вампиром. Если бы ему вздумалось разоблачить де Клермонов, он разоблачил бы и себя… А потом я отрекся от него, – помолчав, добавил Мэтью.

– Тогда кто учил его выживанию? – тихо спросил Маркус.

– Я обрек его на… самообразование. Это было частью его наказания, – ответил Мэтью, выдерживая пристальный взгляд Маркуса. – Это же стало частью и моего наказания. Бог заставил меня искупить мой грех. Я отрекся от Бенжамена, не зная, что он унаследовал от меня бешенство крови. Только через много лет мне стало известно, в какое чудовище превратился Бенжамен.

– Бешенство крови? – Маркус с явным недоверием смотрел на отца. – Это же невозможно. Носящий бешенство крови становится бездумным и безжалостным убийцей. Уже почти две тысячи лет не было ни одного случая бешенства крови. Ты мне сам рассказывал.

– Я солгал, – дрогнувшим голосом ответил Мэтью.

– Мэтт, у тебя никак не может быть бешенства крови, – возразил Хэмиш. – О нем упоминается в документах вашей семьи. Там же перечислены симптомы: слепая ярость, неспособность рассуждать и всепоглощающий инстинкт убивать всех без разбору. Я ни разу не замечал в тебе даже малейших признаков этой болезни.