— Дело было в субботу, играла рок-группа. Музыка слышалась и на автостоянке, но глухо. Сзади «Роллердром» не такой, как с фасада. Везде ящики, коробки, мусорные контейнеры с банками из-под колы. Я боялась, да, но меня все это и возбуждало. Дышал он часто-часто и крепко держал меня за руку, словно боялся, что я попытаюсь убежать…
Жуткий хрип вырвался из горла Теда. Среди моих сверстников такую сильную реакцию могла вызвать лишь смерть кого-то из родителей. Вновь он вызвал у меня чувство восхищения.
— У него был старый черный автомобиль. При виде его я вспомнила, как мама говорила мне, что иногда чужие дяди могут приглашать тебя сесть в их машину, но ты никогда не должна этого делать. И возбудилась еще сильнее. Я еще подумала: а если он похитит меня, запрет в каком-нибудь сарае и потребует выкуп? Он открыл заднюю дверцу, и я залезла в кабину. Он начал целовать меня. Жирными губами, словно перед этим ел пиццу. На «Роллердроме» продают пиццу, по двадцать центов за порцию. Он начал меня лапать, и я видела, как его пальцы оставляют пятна от пиццы на блузке. Потом мы легли, и я сама задрала юбку…
—
— Это тебе надо заткнуться, Тедди, если не хочешь, чтобы я вколотил твои зубы в твое гребаное горло, — холодно процедил Дик Кин. — Ты свое получил, не так ли?
Тед вытаращился на него. Они частенько вместе плавали в бассейне, иногда ездили на машине Теда, но я сомневался, что теперь будут даже здороваться друг с другом.
— От него плохо пахло. — Сандра словно и не заметила, что ее прерывали. — Но конец у него был очень твердый. И больше, чем у Теда. Не обрезанный. Это я помню. Когда он оттянул крайнюю плоть, головка выскочила из нее, как большая слива. Я подумала, что будет больно, хотя уже не была девственницей. Подумала, что может прийти полиция и арестовать нас. Я знала, что они патрулируют автостоянки, чтобы никто не крал колпаки с колес или еще что-нибудь.
И что-то странное начало происходить у меня внутри, даже до того, как он стянул с меня трусики. Никогда мне не было так хорошо. Никогда я не чувствовала с такой остротой, что я
Она покачала головой.
— Но это было наяву. Я могу вспомнить все: музыку, его улыбку, звук расстегивающейся «молнии»… все.
И она улыбнулась мне, этой странной, умиротворенной улыбкой.
— Но то, что происходит сейчас, еще лучше, Чарли.
И надо признать, не мог я в тот момент сказать, считал я себя «ку-ку» или нет. Скорее всего нет, хотя и догадывался, что от предельной черты недалеко. Наверное, если сворачиваешь с проторенной дороги, надо готовиться к тому, что тебя могут ждать любые неожиданности.
— Как людям узнать, что они живые, настоящие? — пробормотал я.
— Что, Чарли?
— Ничего.
Я пристально оглядел всех. Вроде бы все нормальные. Здоровый блеск в глазах. Какая-то часть моего разума (наверное, та самая, что прибыла в Америку на «Мэйфлауэре») хотела знать: Как она смогла поделиться таким с кем-либо? Как она смогла все это сказать? Но на их лицах отражения этой мысли я не находил. Такой вопрос я мог бы прочитать на лице Филбрика. Старины Тома. Наверное, он возник бы и у Дона Грейса, но тот ничем бы себя не выдал. Откровенно говоря, хотя все средства массовой информации утверждали обратное, я полагал, что меняется мир, а не люди. А тут, к своему ужасу, начал осознавать, что все эти годы я играл в бейсбол на футбольном поле. Свин все изучал карандаш. Сюзан Брукс всем своим видом выказывала сочувствие. Дик Кин похотливо улыбался. Корки хмурился. Грейс удивлялась, но чуть-чуть. Ирма Бейтс просто не отреагировала. Я подумал, что она так и не отошла после того, как меня чуть не застрелили у нее на глазах. Неужели жизни наших родителей настолько пресны, что история Сэнди захватила всех, как самый интересный фильм или книга? Или на их долю выпала странная, перенасыщенная ужасными духовными терзаниями жизнь, на фоне которой сексуальное приключение одноклассницы котировалось не выше выигрыша партии в китайский бильярд? Не хотелось об этом думать. Мне ли рассуждать о моральных аспектах?
Только Тед был в ужасе, но с ним уже никто не считался.
— Я не знаю, чем все закончится. — Кэрол Гранджер в тревоге огляделась. — Боюсь, потом все изменится. Мне это не нравится. — В брошенном на меня взгляде читалось обвинение. — Сейчас меня все устраивает, Чарли. И я не хочу никаких изменений после того, как будет поставлена точка.
— Понятно, — кивнул я.