Учеников Бешта (да будет благословенно его имя) в тот год начала мучить странная болезнь, как говорил о ней он сам с печалью и беспокойством, а я не понимал, что он имеет в виду.
Раз во время молитвы кто-то из старших парней начинал рыдать, и его невозможно было успокоить. Ученика завели к святому, и там несчастный, всхлипывая, признался, что читая "Шема Исраэль"43
, представлял себе Христа и свои слова направлял к нему. Когда мальчишка рассказывал об этом, все, кто слышал эти страшные слова, затыкали себе уши руками и закрывали глаза, дабы не дать чувствам своим доступа к подобному святотатству. Бешт только лишь печально покачал головой, а потом пояснил это весьма просто, так что все почувствовали громадное облегчение: похоже, мальчику этому ежедневно приходилось проходить мимо какой-то христианской часовни, и там он видел Христа. А если на что-нибудь долго глядишь, если часто это видишь, образ этого чего-то входит в глаза и в мысли, въедаясь в них словно щелочь. А поскольку разум человека требует святости, вот он и ищет ее повсюду, словно росток, который, существуя в пещере, тянется к любому, даже самому меньшему источнику света. Это было хорошим объяснением.
У нас с Лейбком имелась нвша тайная страсть: а именно, мы вслушивались в само звучание слов, в шорох читаемых молитв, доходящий из-за перегородки, и мы подставляли уши для тех выражений, которые, соединяясь друг с другом в быстром прочтении, смешивали свои значения. И чем более странным был результат тех наших игр, тем сильнее мы этому радовались.
В Меджибоже все, как и мы, были нацелены на слова, так что и само местечко казалось каким-то недоделанным, неудачным, лишь бы каким и временным, как будто бы в этом столкновении со словом материя прятала хвост под себя и пристыженно съеживалась: грязная, разъезженная возами дорога, казалось, вела в никуда, а маленькие хатенки, стоящие по обеим ее сторонам, и дом обучения – единственное здание с деревянным широким крыльцом из почерневших и покрытых грибком досок, в которых можно было проверчивать дыры пальцем – были словно из сна.
И я могу сказать, что пальцами мы проверчивали дыры в словах, заглядывая в их бездонные внутренности. Мое первое озарение касалось подобия двух слов.