Книги крови 3-4. Исповедь савана (ЛП)

– Только одну минуту, – пообещал Рейнольдс и закрыл за собой двери.

Гейвину приходилось попадать в неприятные ситуации: с ловкачами, чьи любовники появлялись в самый неподходящий момент; с чудаками, пытавшимися набить себе цену, один из них как-то разнес в щепки гостиничный номер. Это случалось. Но Кеннет не был похож на них – никакого чудачества. Впрочем, все эти ребята тоже казались ему вначале безобидными. К черту сомнения! Если он будет так нервничать при виде каждого нового лица, лучше уж сразу бросить работу. Единственное, что оставалось – положиться на ситуацию, а она говорила Гейвину, что не стоит ждать от Рейнольдса каких-то фокусов.

Проглотив водку, он снова наполнил бокал и стал ждать.

Стук вдруг прекратился, и все неожиданно просто стало на свои места. Может, в конце концов, это – действительно сосед сверху. Шагов Кена в квартире не было слышно.

Его внимание блуждало по комнате в поисках чего-нибудь занятного. Надгробие.

Флавин-Знаменосец.

Что-то все-таки в этом есть. Грубый, но все же не лишенный сходства, портрет на месте, где покоятся кости его оригинала. Даже если какой-нибудь историк дерзнет с течением времени разлучить прах и камень. Отец Гейвина твердо настаивал на погребении вместо кремации. «А как же иначе! – частенько говорил он. – Как еще можно заставить других помнить о себе? Кому придет в голову идти к урне, чтобы поплакать?» Ирония заключалась в том, что поплакать к могиле тоже никто не ходил. Гейвин побывал там от силы пару раз с тех пор, как умер отец. Гладкий камень, имя, дата. Банально. Он не мог даже припомнить, в каком году это произошло.

А вот о Флавине помнят. Люди, которые не знают ничего ни о нем, ни о его жизни, помнят его. Гейвин встал и потрогал неровные буквы имени знаменосца «FLAVINS», второе слово в латинской надписи.

Внезапно шум с неистовством возобновился. Гейвин обернулся к двери, ожидая увидеть там Рейнольдса, пришедшего с объяснением. Никого.

– Черт возьми!

Шум продолжался. Кто-то где-то был очень зол. И теперь обмануться было уже невозможно. Барабанщик был где-то рядом, в нескольких шагах. Гейвина охватило любопытство. Разом осушив бокал, он вышел в прихожую.

– Кен? – Слова, казалось, застыли на его губах.

Прихожая была погружена в темноту. Лишь в конце коридора еле пробивался свет. Возможно, там находилась дверь. Гейвин рукой нащупал выключатель, но свет не зажегся.

– Кен? – произнес он опять.

На этот раз последовал ответ. Сначала стон, а потом странный звук, как будто раздавливаемого тела. Может, с Рейнольдсом что-нибудь случилось? Господи, может, он лежит без сознания там, совсем близко от Гейвина. Надо спешить. Но ноги почему-то отказывались его слушаться. Засосало под ложечкой – это напомнило ему детскую игру в прятки. Нервная дрожь охотника. Это было почти приятно.

К черту! Разве можно уйти, так и не узнав, что случилось с хозяином? Смелее!

Первая дверь была приоткрыта. Он толкнул ее. Вдоль всех стен стояли книжные шкафы. Комната служила, видимо, одновременно спальней и кабинетом. Через открытое окно на заваленный книгами стол падал лунный свет. Ни Рейнольдса, ни молотильщика. Немного успокоившись, Гейвин продолжил свой путь по коридору. Следующая дверь, в кухню, также была открыта, но света в ней не было. Руки покрылись потом. Когда Кеннет пытался стянуть перчатки, они словно прилипли к его ладоням. Чего он боялся? Это было не простое предложение выпить. В квартире есть кто-то еще! И у этого типа довольно дурной характер.

Дыхание перехватило. На двери был отпечаток окровавленной руки.

Он толкнул дверь, но что-то мешало ей открыться. Гейвин протиснулся в щель. Воздух в кухне был насыщен невыносимой вонью – то ли забытое мусорное ведро, то ли гниющие овощи. Скользнув рукой по гладкой стене, он нащупал выключатель. Лампа дневного света подала признаки жизни.

Ботинок Рейнольдса высунулся из-за двери. Гейвин закрыл ее, и обнаружил свернувшегося в три погибели Кена. Он, безусловно, искал здесь спасения, сжавшись, как затравленное животное. Гейвин прикоснулся к нему и почувствовал, что бедняга дрожит как осиновый лист.

– Все в порядке... Это – я.

Гейвин отвел окровавленную руку, которой Рейнольдс прикрывал лицо. Через всю его щеку, от виска до подбородка, шли две глубокие кровоточащие царапины, как будто кто-то полоснул его двузубой вилкой.

Кен открыл глаза. Ему потребовалась только секунда, чтобы сконцентрировать взгляд на юноше и внятно произнести: «Убирайся!»

– Ты ранен.

– Ради всего святого, убирайся! Быстро! Я передумал. Понятно?

– Может вызвать полицию?

Рейнольдс буквально взорвался.

– Убирайся ко всем чертям! Слышишь, ты!!! Я передумал, чертов мальчишка!

Гейвин поднялся, пытаясь хоть что-нибудь понять. Парню больно, это, видно, и есть причина его агрессивности. Проигнорировать оскорбления и принести что-нибудь, чтоб перевязать раны? Да, так будет лучше всего. Перевязать раны и оставить его в покое. Если он считает, что полиции здесь нечего делать, это – его собственная проблема. Возможно ему просто не хочется объяснять присутствие дружка в своей развеселой квартирке.