Филипп был все еще красив. Фактически, его элегантный облик, его чуть ли не фатоватое лицо, его мягкое обаяние ничуть не пострадали от времени. Словно вернулись старые деньки.
- Я вышел утром в кондитерскую. А когда я вернулся...
С минуту он не мог говорить.
- Луис...
Его глаза наполнились слезами. Ему было неловко, что его губы подвели его, отказываясь произносить слова.
- Не... - начал Луис.
- Я хочу рассказать тебе, Луис. Я хочу, чтобы ты знал, чтобы ты увидел ее так же, как ее увидел я, - так, чтобы ты знал, что это за... что за... дела происходят в мире.
Слезы бежали по его лицу двумя ручейками. Он схватил Луиса за руку с такой силой, что она заболела.
- Она была вся покрыта кровью. Вся в ранах. Кожа сорвана... волосы сорваны. Ее язык был на подушке, Луис, представляешь? Она от ужаса откусила его. И ее глаза, они буквально плавали в крови, точно она плакала кровавыми слезами. А ведь она была чудом природы, Луис. Она была прекрасна.
- Хватит.
- Я хочу умереть, Луис.
- Нет.
- Я больше не хочу жить. Зачем?
- Они не докажут твоей вины.
- Мне все равно, Луис. Ты должен приглядеть за Катериной. Я читал про выставку...
Он почти улыбнулся.
- Так здорово. Мы всегда говорили, помнишь, перед войной, что ты будешь знаменит. Я...
Улыбка исчезла.
- ...тоже стал известен. Они теперь говорят про меня ужасные вещи, там, в газетах. Старик связался с девочкой, понимаешь, это меня не очень-то хорошо характеризует. Они наверное думают, что я потерял контроль над собой, потому что не смог справиться с ней. Вот что они думают, я уверен. Он запнулся, потом продолжал снова. - Ты должен присмотреть за Катериной. Деньги у нее есть, а друзей нет. Она слишком сдержанная, понимаешь ли. Глубоко внутри у нее какое-то горе, так что люди неловко себя с ней чувствуют. Ты должен остаться с ней.
- Я останусь.
- Я знаю, я знаю. Вот поэтому я и смогу совершенно спокойно...
- Нет, Филипп.
- Совершенно спокойно умереть. Больше нам ничего не остается, Луис. Мир слишком суров к нам.
Луис вспомнил о снеге, о плывущих по Сене льдинах и подумал, что в этом есть какой-то смысл.
Офицер, расследующий дело, не выразил желания помочь, хоть Луис представился как родственник знаменитого детектива Дюпена. Презрение Луиса к этому одетому в синтетику хорьку, сидящему в своей конторской вонючей норе, заставило весь разговор буквально трещать от подавленного раздражения.
- Ваш друг, - сказал инспектор, обкусывая заусеницу на большом пальце, - убийца, месье Фокс. Все очень просто, факты свидетельствуют против него.
- Я не могу этому поверить.
- Вы можете верить во что вам угодно, это ваше право. У нас есть все необходимые доказательства, чтобы осудить Филиппа Лаборто за убийство первой степени. Это было хладнокровное убийство, и он ответит за него в полном соответствии с законом. Это я вам обещаю.
- Какие показания свидетельствуют против него?
- Месье Фокс, я вовсе не обязан быть с вами откровенным. Какие бы ни были доказательства, это целиком наше дело. Достаточно сказать, что ни одно лицо не было замечено в доме за то время, которое обвиняемый, по его утверждению, провел в какой-то вымышленной кондитерской. В довершение ко всему в комнату, где была найдена покойная, можно проникнуть только с парадного хода...
- А как насчет окна?
- Под ним гладкая стена, три пролета. Только акробат смог бы преодолеть ее.
- А состояние тела?
Инспектор скорчил рожу. Омерзительную.
- Ужасное. Кожа и мышцы просто стянуты с костей. Весь позвоночник разворочен. Кровь. Много крови.
- Филиппу семьдесят.
- Так что?
- Старик не смог бы...
- В других отношениях, - прервал его инспектор, - он оказался вполне способным, не так ли? Любовник, а? Страстный любовник, на это-то он был способен.
- А какой, по-вашему, у него был мотив?
Рот инспектора скривился, глаза выпучились, он ударил себя в грудь.
- Человеческое сердце такая загадка, не правда ли? - сказал он, точно отказываясь искать причины делам сердечным, и, чтобы подчеркнуть окончательность своих слов, он встал, чтобы проводить Луиса до двери.
- Мерси, месье Фокс. Я понимаю ваше смущение. Но вы только зря теряете время. Убийство есть убийство. Тут все происходит по-настоящему, не то что на ваших картинках.
Он увидал удивление на лице Луиса.
- О! Я не настолько нецивилизован, чтобы не слышать о вас, месье Фокс. Но я прошу вас, занимайтесь своими выдумками так, как можете, это - ваш дар. Мой - это исследовать истину.
Луис не мог больше выносить этого хорька.
- Истину? - фыркнул он инспектору. - Вы не узнаете истину, даже если наступите на нее.
Хорек выглядел так, словно наступил на дохлую рыбу. Это был очень маленький реванш, но после него целых пять минут Луис чувствовал себя лучше.