Книги Крови (Книга 3)

- Я же видел его, черт бы вас побрал!

- Но он лежит там с дыркой в голове, Микки. Как ты мог его видеть?

- Я не знаю.

- Ну что ж.

- Слушай... Если выкроишь время - загляни ко мне. Тут возможно одно дело. Тебе найдется неплохая работа.

Уолл, не любивший обсуждать дела по телефону, почувствовал себя неловко.

- Позже, Микки.

- О'кей. Только ты позвони.

- Конечно.

- Обещаешь?

- Да.

Опустив трубку на рычаг, Уолл поднял глаз на Ленни. Тот продолжал свою безобидную игру. Маленькое неуважительное животное. Но Уолл знал, как с ним поступить.

- Фреско, - он придал голосу искусственную нежность. - Потрудись-ка немного поучить эту обезьянку правилам поведения перед офицерами полиции.

Мэгир плакал от ужаса, укрытый стенами своей крепости в Ричмонде.

Сомнений не было: он видел Гласса. Никакие уверения Уолла, что тело лежит в морге, не могли его успокоить. Гласс был не там - он был на свободе, вольный, как птичка, несмотря на то, что ему продырявили голову. Богобоязненный Мэгир верил в существование после смерти, но никогда не задавался вопросом, в чем оно могло выражаться. Никогда, пока не произошло это. Теперь у него был ответ: оно было озабоченным местью мерзавцем, заполненным внутри воздухом. От этого и приходилось рыдать - страшно было жить, страшно было умереть.

Заря была очень красива - воскресное утро рождалось в тихом великолепии. Ничто не в силах было потревожить его покой...

Здесь, в "Понлеросе", в его замке, выстроенном после стольких лет не столь уж честных, но и не столь уж легких накоплений. Здесь с ним был вооруженный до зубов Нортон. Здесь все ворота охранялись собаками. Никто ни живой, ни мертвый - не осмелится бросить ему вызов, пока он на своей территории. Пока он окружен портретами своих кумиров: Луи Б. Майера, Диллинджера, Черчилля. Пока с ним его семья, его эстетический вкус, его деньги, его предметы искусства. Пока он здесь и чувствует себя дома. И если этот спятивший бухгалтер придет за ним сюда - его планы будут разрушены. Будь он хоть трижды призраком - это решение окончательно!

Разве не он - Майкл Росскоу Мэгир, строитель собственной империи? Он, рожденный в нищете, победивший судьбу лишь благодаря выражению своего лица - лица достойного биржевого маклера - и своему вечно скитавшемуся сердцу. Лишь однажды, когда другого выхода у него не было, он позволил низменным инстинктам выплеснуться наружу - на казни Гласса. От своего небольшого представления, от своей скромной в нем роли он получил тогда подлинное удовольствие. Это был его грациозный жест, спасавший того от мучений. Его жалость, наконец. Пусть это было даже и его насилием - оно осталось позади. В далеком прошлом. Сейчас он просто буржуа, имевший право укрыться в своей собственной крепости.

Где-то около восьми проснулась Ракель, сразу же заняв себя приготовлением завтрака.

- Хочешь чего-нибудь поесть? - спросила она Мэгира.

Он смог лишь покачать головой - так сильно болело горло.

- Только кофе?

- Да.

- Я принесу его сюда, хорошо?

Он кивнул. Ему правилось сидеть у этого окна, открывавшего вид на зеленый газон и оранжерею. Великолепный день: пухлые, словно покрытые шерстью, громады облаков вздымались ветром, отбрасывая на зеленый ковер причудливо движущийся узор теней. Наверное, стоит научиться рисовать, думал он. Уинстон когда-то так и поступил. Он перенес бы на холст любимые природные пейзажи. Свой сад, например. Он увековечил бы в масле многое. Даже обнаженную Ракель - ее груди никогда не потеряют тогда своей формы. Лишь на картине...

Она уже была рядом, с кофе, что-то тихо мурлыча ему на ухо.

- У тебя все хорошо?

Тупая сука. Конечно же, у него далеко не все так уж хорошо.

- Да, - ответил он.

- А у тебя гости.

- Что? - Он выпрямился в кожаном кресле. - Кто?

- Трейси, - последовал ответ. - Она хочет войти и обнять своего папулю.

Он отвел рукой ее волосы, едва ли не попавшие в рот. Просто тупая сука.

- Ты ведь хочешь увидеть Трейси?

- Да.

Маленькое несчастье - он любил так называть свое дитя - стояло у двери. Все еще в ночной рубашонке.

- Привет, папуля.

- Здравствуй, золотце мое.

Она направилась к нему. Красивая походка - ее мама в молодости.

- Мамуля говорит, что ты заболел.

- Я уже почти поправился.

- Я очень рада.

- И я тоже.

- Пойдем сегодня гулять?

- Может быть.

- Тогда мы сходим на выставку?

- Может быть.

Ее губки надулись. Очаровательный жест. Он должен был вызвать у него умиление. Все та же Ракель, все те же приемы. Не дай Бог и ей стать столь же тупой, как ее мамочка.

- Поглядим, - произнес он, стараясь, чтобы слова прозвучали, как "Да". Уверенный, что они означают "Нет".

Она забралась к нему на колени - пришлось немного побаловать ее сказками о том, каким озорником был папуля пять лет назад. Наконец он попросил заслушавшееся дитя пойти одеться. От разговоров горло ныло сильнее. Ему уже не хотелось быть сегодня любящим отцом.

Оставшись в одиночестве, он долго смотрел на вальсирующие по площадке газона фигуры теней.