Книги крови. Запретное. IV-VI

Гарри чуть было не сказал, что Сванн был бы безумцем, откажись он сделать это, однако счел подобный комментарий неуместным. Ей сейчас явно не до лести; да она в лести и не нуждалась. Нуждалась она сейчас, пожалуй, лишь в одном – в живом муже.

– Теперь же мне кажется, я совсем его не знала, – продолжила она. – Не понимала его. Может, это был еще один трюк фокусника? Еще немного магии?

– Пару минут назад я назвал его фокусником, – сказал Гарри, – а вы поправили меня.

– Поправила, – подняв на Гарри извиняющийся взгляд, вдова признала его правоту. – Простите. Сванн меня приучил. Он терпеть не мог, когда его называли фокусником. Говорил, это слово надо приберечь для артистов цирка.

– А он таковым не был?

– Муж частенько называл себя Великим Притворщиком, – сказала она. И улыбнулась своим мыслям.

Опять появился Валентин – его скорбный облик по-прежнему источал подозрительность. Он принес письмо и явно не желал с ним расставаться. Доротее пришлось подняться, пересечь комнату и взять конверт из его рук.

– Думаете, стоит? – спросил Валентин.

– Да, – ответила она.

Развернувшись на каблуках, он проворно удалился.

– Валентин убит горем, – сказала Доротея. – Простите его резкость. С самого начала карьеры Сванна он находился рядом. И, наверное, любил моего мужа не меньше, чем я.

Вдова вытянула из конверта письмо. Бумага была желтоватой и воздушно-тонкой, как паутинка.

– Через несколько часов после его смерти мне доставили и передали в руки это, – объяснила она. – Адресовано мужу. Я вскрыла. Пожалуй, вам следует прочесть.

Она протянула Гарри листок: в почерке виделась рука человека независимого и цельного.

«Доротея, – писал Сванн. – Если ты читаешь эти строки, значит, меня уже нет в живых.

Тебе известно, как мало значения я придавал снам, предчувствиям и тому подобному; однако за последние несколько дней странные мысли закрались в мою голову и пробудили к жизни подозрение о том, что смерть моя где-то совсем рядом. Если я прав – значит, так тому и быть. И ничем тут не поможешь. Не теряй времени и не пытайся выяснить, отчего и почему, – поздно. Просто знай: я люблю тебя и любил всегда. Прости меня за минуты несчастья, что приносил тебе когда-то прежде и принес теперь: над этим я не властен.

Ниже в письме ты найдешь инструкции о том, как распорядиться моим телом. Прошу тебя твердо придерживаться их и никому не позволяй убедить тебя поступить вопреки моей воле.

Я прошу тебя позаботиться о том, чтобы мое тело оставалось под надзором ночь и день, пока меня не кремируют. Не пытайся вывезти мои останки в Европу. Кремировать меня надо только здесь и как можно скорее, а пепел развеять над Ист-Ривер.

Родная моя, я боюсь. Не страшных снов и не того, что может случиться со мной в этой жизни, – а того, на что мои враги готовы пойти после моей смерти. Ты знаешь, чего можно ожидать от недругов: они дождутся момента, когда постоять за себя ты будешь не в силах, и начнут тебя топтать. Возьмись я подробно объяснять тонкости этого бизнеса – времени не хватит, поэтому мне придется просто поверить тебе: сделай все так, как я прошу.

Не устану повторять: я люблю тебя и все еще очень надеюсь, что ты не получишь это письмо.

Обожающий тебя

Сванн».

– Прощальное письмо, – прокомментировал Д’Амур, перечитав дважды. Затем сложил листок и вернул вдове.