Книги крови. Запретное. IV-VI

Напившись чаю, Джерри побрел к кровати. На этот раз усталость всецело завладела им, и сон, в котором было отказано ночью, одолел его. В семь-тридцать разбудила Кэрол – позвонила извиниться за вчерашний вечер.

– Джерри, я очень хочу, чтобы у нас с тобой все было хорошо. И ты это знаешь, ведь так? Ты знаешь, как много ты для меня значишь…

В это утро он был не в силах говорить о любви. То, что казалось романтичным в полночь, утром вдруг представилось нелепым. Он ответил ей как можно теплее и договорился о встрече сегодня вечером. А затем провалился в сон.

С тех пор как Эзра Гарви уехал из комплекса, чуть ли не каждые четверть часа он вспоминал о девушке, привидевшейся ему в коридоре. Ее лицо возвращалось к нему, когда он обедал с женой и когда занимался сексом с любовницей. Лицо такое ясное, такое доступное и так много обещающее.

Гарви считал себя дамским угодником. В отличие от большинства своих приятелей-воротил, чьи супруги удобны тем, что им можно было хорошо заплатить, дабы не мешались под ногами в определенных ситуациях, – Гарви в компании с представителями прекрасного пола находил удовольствие. В звуке их голосов и смеха, в запахе духов. Его тяга к женскому обществу была по чти всеобъемлющей, и он чрезвычайно дорожил мгновениями, проведенными с этими существами. Оттого-то карманы его пиджака оттягивали деньги и дорогие безделушки, когда утром он вернулся на Леопольд-роуд.

С утра зарядила холодная морось, и пешеходы на улице думали лишь о том, чтобы сохранить головы сухими, и не обращали внимания на мужчину под черным зонтом и другого, возившегося с навесным замком. Чандаман был экспертом по таким замкам. Через пару секунд дужка со щелчком распахнулась. Гарви закрыл зонтик и скользнул в вестибюль.

– Жди здесь, – велел он Чандаману. – А дверь закрой.

– Слушаюсь, сэр.

– Если понадобишься – крикну. Фонарик взял?

Чандаман вытянул из кармана фонарь. Гарви взял его, включил и быстро скрылся в коридоре. То ли на улице сегодня было значительно холоднее, чем вчера, то ли в помещении – жарче. Эзра расстегнул пиджак и ослабил туго затянутый узел галстука. Он обрадовался жаре, напомнившей ему, как блестело тело девушки-видения; напомнившей расслабленно-томный взгляд ее черных глаз. Он шел все дальше по коридору, и отраженный свет фонаря плескался с кафеля плиток. Чувство направления никогда не подводило Гарви и совсем скоро вывело прямо к тому месту у большого бассейна, где вчера встретилась девушка. Там он остановился и замер, прислушиваясь.

Эзра был осторожным человеком. Вся его профессиональная деятельность – в тюрьме ли, на воле – вынуждала жить, постоянно ожидая нападения из-за спины. Такая беспрестанная бдительность сделала его чувствительным к малейшему человеческому присутствию. Звуки, на которые другой и внимания не обратил бы, выбивали отчетливую дробь по его барабанным перепонкам. Но здесь? Ничего. Тишина в коридорах, тишина в вестибюле, раздевалках и турецких банях – во всех одетых в кафель помещениях комплекса. И тем не менее Гарви не покидала уверенность: он здесь не один. Когда пять чувств подводили его, шестое – принадлежавшее зверю в нем больше, чем уже упомянутый шикарный костюм, – чуяло присутствие. Этот дар уже не раз спасал ему шкуру, а сейчас, надеялся он, приведет в объятия красотки.

Доверившись инстинкту, Эзра погасил фонарь и, ощупывая рукой стену, осторожно шагнул в коридор, из которого вчера появилась девушка. Присутствие добычи мучительно и сладко дразнило его. Он подозревал, что она не далее чем за ближайшей стеной: идет, держась в шаге от него, по какому-то скрытому проходу, ему недоступному. Он думал о том, как приятна эта слежка. Только она и он – одни во влажной духоте коридора. Гарви продвигался украдкой, биение пульса отдавалось в шее, и в запястье, и в паху. Распятие прилипло к взмокшей груди.