Книги, пронизывающие века

Далее последовал сжатый отчет о сделанном за эти годы в отдаленнейших уголках земного шара. Там, куда до него не ступала нога европейских ученых. В заключение Николай Николаевич выразил желание, чтобы его труды были изданы на русском языке, при содействии Русского географического общества.

Через посредство Русского географического общества знаменитому исследователю удалось уладить свои денежные дела. Он мог, наконец, расплатиться с долгами...

Туй, самый первый знакомый и друг Маклая

Русский ученый выступал с докладами в Берлине, Париже, Лондоне. Королевское Географическое общество Англии предложило издать его труды и согласно было взять на себя все расходы по экспедиции. Миклухо-Маклай ответил: "Я служу не только науке, но и своему отечеству".

Последующие годы жизни ученый посвятил обработке добытого материала. Он уже больше не путешествует, он женился, живет в Сиднее, приводит в порядок коллекции, дневники, записи, рисунки... Размышляет, как лучше расположить в книге материал. Он признавался, что вовсе не собирается публиковать описание своих путешествий, а даст только научные результаты. Но потом передумал. Решающую роль в этом сыграл Лев Николаевич Толстой, которому путешественник послал несколько своих статей.

Великий писатель ответил незамедлительно: "Вы первый несомненно опытом доказали, что человек везде человек, т. е. доброе общительное существо, в общение с которым можно и должно входить только добром и истиной, а не пушками и водкой. И вы доказали это подвигом истинного мужества, которое так редко встречается в нашем обществе, что люди нашего общества даже его и не понимают... Ради всего святого изложите с величайшей подробностью все ваши отношения человека с человеком, в которые вы вступили там с людьми. Не знаю, какой вклад в науку ту, которой вы служите, составят ваши коллекции и открытия, но ваш опыт общения с дикими составит эпоху в той науке, которой я служу,- в науке о том, как жить людям друг с другом. Напишите эту историю, и вы сослужите большую и хорошую службу человечеству. На вашем месте я бы описал подробно все свои похождения, отстранив все, кроме отношений с людьми".

Путешественник последовал совету писателя. В ответе Л. Н. Толстому он писал: "Я решил включить в мою книгу многое, что я прежде, до получения вашего письма, думал выбросить".

После долгих раздумий Николай Николаевич выработал план отчета о своем многолетнем путешествии: в первой части - подробный рассказ о ходе своих странствий и их научных результатах; во второй - чисто научные материалы, рассчитанные на специалистов. Первая часть, по мысли автора, должна быть доступна широкому кругу читателей.

В Петербурге он начал обрабатывать свои дневники. Его душил отек легких, ревматизм и невралгия вызывали острую боль, но он, пытаясь одолеть болезнь, диктовал текст. На него снова обрушились денежные затруднения. Чтобы выйти из них, он пишет статьи для газет и журналов. С сожалением сообщает брату: "Досадую, что так приходится бросать время".

Вскоре врачи запретили ему всякие занятия, ученый вынужден лечь в больницу. Но и здесь он работает: читает корректуру очерка, обещает редакции журнала прислать продолжение.

Смерть, последовавшая на 42 году жизни (1888 г.), помешала ученому осуществить свой замысел.

При жизни Миклухо-Маклая значение его научного подвига не было понято и оценено. "Он умер почти всеми забытый, всеми покинутый в горькой нужде, борясь с жестоким недугом, который явился у него вследствие расстройства организма, истощенного неблагоприятными условиями долгой скитальческой жизни",- писал один из журналов того времени ("Всемирная иллюстрация", 1888 г.).

В последующие годы о нем говорили и писали мало, издание его трудов затянулось на десятилетия. Правда, сразу же после смерти ученого Совет Русского географического общества поручил одному из своих членов, барону Каульбарсу, разобраться в литературном наследии великого путешественника. По-видимому, барону не хотелось особенно утруждать себя разбором. Об этом свидетельствует его "Отчет о рукописях, рисунках, фотографиях и картах Н. Н. Миклухо-Маклая".

В числе рукописей оказалось 16 карманных записных книжек, 6 больших книжек с заметками на русском, немецком и английском языках и с многочисленными рисунками. Каульбарс утверждал, что книжки эти представляют "совершенно сырой, несвязный материал, не поддающийся разработке без личного участия автора". В нескольких тетрадях были уже обработанные дневники первого пребывания на Новой Гвинее, следующих поездок туда и путешествий по Малаккскому полуострову. Эти тетради предназначались для печати, но в них встречались пропуски и пробелы. Кроме того, имелись альбомы рисунков и фотографические снимки, отрывочные заметки, оттиски печатных статей. Барон пришел к заключению, что дневники путешественника могли бы быть изданы, если бы нашлось лицо, которое привело их в порядок, пополнило пропуски и т. д.".