Книги в моей жизни

Вы понимаете, что я имею в виду? Наш учитель мог бы нарисовать для нас на этой черной доске, доставлявшей столько огорчений, карту тогдашнего мира, а на тыльной ее стороне - карту мира сегодняшнего. Он мог бы сделать специальные отделения посредством вертикальных и горизонтальных линий, чтобы поместить в них несколько выдающихся имен, дат, событий - и тем самым дать нам ориентиры. Он мог бы нарисовать дерево, чьи сучья и ветви показывали бы, какую эволюцию на протяжении истории претерпели искусства, науки, религии и метафизические идеи. Он мог бы объяснить нам, что в последнее время история превратилась в метафизику истории. Он мог бы показать нам, в чем и почему величайшие историки расходятся друг с другом. Словом, он мог бы дать намного больше, чем имена, битвы, даты и все прочее, что мы должны были заучивать наизусть. Он мог бы даже отважиться на прогноз относительно грядущих столетий - или же дать нам возможность описать будущее собственными словами. Но он никогда не делал этого. И поэтому я говорю: "Будь он проклят и вместе с ним все учебники по истории!" Из изучения истории, математики, латыни, английской литературы, ботаники, физики, химии, искусства я не вынес ничего, кроме мук, отчаяния и смятения. От четырех лет средней школы у меня не осталось ничего, кроме воспоминания о мимолетном удовольствии, полученном при чтении "Айвенго" и "Королевских идиллий"79. От следующих четырех классов я помню лишь один небольшой эпизод - вновь связанный с занятиями по арифметике. Вот как это было... Наш учитель мистер Макдо-нальд, угрюмый и мрачный человек, почти лишенный чувства юмора и легко впадавший в гнев, задал мне однажды вопрос, на который я не смог ответить. Думаю, он, скорее, любил меня, а потому не поленился подойти к доске и детально объяснить решение задачи (кажется, имевшей отношение к дробям). Закончив, он повернулся ко мне и спросил: "Ну, Генри, теперь ты понял?" Я ответил: "Нет, сэр". В классе поднялся гогот, а я продолжал стоять, чувствуя себя последним идиотом. Но неожиданно этот мистер Макдональд в бешенстве приказал всем УСПОКОИТЬСЯ. "Вместо того, чтобы смеяться над Генри, - сказал он, - вам следовало бы взять с него пример. Этот мальчик тянется к знаниям. И у него хватает мужества признаться в том, что он не понимает. Запомните это! И старайтесь поступать так же, а не делать вид, будто вы сами все понимаете, хотя это совершенно не так". Этот маленький урок глубоко запал мне в душу. Он не только исцелил раненую гордость, но и научил меня истинному смирению. На протяжении всей моей жизни - вследствие ли этого события или нет, сказать не могу - я всегда был способен сказать в критический момент: "Нет, мне это не понятно. Будьте добры объяснить это еще раз". Или, если мне задавали вопрос, на который я действительно не мог ответить, я мог признаться не краснея, без чувства стыда или вины: "Простите, но у меня нет на это ответа". И какое же облегчение испытываешь, говоря подобные слова! Именно в такие моменты нужный ответ приходит сам - после того, как ты признался в своем невежестве или неспособности. Ответ всегда находится рядом, но мы должны быть готовы принять его. Однако нам следует знать, что есть люди, которым никогда не следует задавать некоторые вопросы. Ответа у них нет! К таким людям относится и весь корпус учителей, которым нас предают душой и телом с самых ранних лет. Эти люди точно не знают ответов. И, что еще хуже, они не знают, как научить нас искать ответы в самих себе.

По словам Джеффриса, "если глаза не устают смотреть, а разум бодрствовать, случай в конечном счете принесет решение". Верно. Но то, что названо случаем, во многом создается нами.