Книги в моей жизни

Вы можете назвать меня самонадеянным, ограниченным, до абсурда патриотичным, но я настаиваю на том, что смысл этого отрывка, его отличительные черты, его всеобъемлющий (и одновременно аннигилирующий) характер являются истинно американскими. Я сказал бы, что именно на этой скале — временно забытой — была основана Америка. Ибо эта мысль — прочная скала, твердая основа, а не эфирная абстракция, созданная интеллектом. Высшие представители человеческого рода верили в эту основу и отстаивали ее, хотя их собственные размышления могли прискорбным образом отклоняться в сторону и принимать ущербную форму. Эта основа кажется мне более истинной и ценной потому, что речь идет о судьбе обычного человека, каждого человека, а не только немногих «избранных». Я всегда считал «избранных» предтечей этой грядущей расы. Если смотреть с исторической точки зрения, они являют собой вершины разнообразных пирамид, возводимых человечеством. Если смотреть с точки зрения вечности — а разве мы не стоим всегда лицом к лицу с вечностью? — они являют собой зерна, из которых образуется основа для новых, грядущих пирамид. Мы всегда ждем революцию. Истинная революция происходит постоянно. И называется этот более глубокий процесс эмансипацией — или, говоря другими словами, самоосвобождением. Что из Уитмена процитировал Фор? «Мир полон лишь для того, кто полон сам». Нужно ли добавлять, что подобным людям правительство не нужно. Правительство — то есть отречение от самого себя и от своих неотъемлемых прав — существует только там, где живут неполные люди. Новый Иерусалим могут построить только свободные личности. Образовавшие сообщество. Это и есть «совершенный коллектив». Увидим ли мы это когда-нибудь? Эта грядущая реальность доступна пока лишь нашему мысленному взору.

«Дзен есть повседневная жизнь» — подобное изречение вы найдете в любой книге на эту тему. «Нирвана достижима сейчас» — подобное изречение вы также найдете в любой книге на эту тему. Слово «достижима» не вполне здесь подходит, ибо во всех таких высказываниях предполагается нечто, подлежащее реализации в ближайшем будущем… Как схожи с Дзен слова Уитмена: «Является ли рождение счастьем? Ровно таким же, как и смерть».

В качестве резюме к этим страницам Уитмена Баки высказывает среди прочих следующую мысль:

«Ни один из живших на земле людей не обладал столь абсолютным чувством вечной жизни.

Страх перед смертью отсутствовал. Был ли он здоров или болен, этот страх в нем никак не проявлялся, и есть все основания полагать, что он его не испытывал.

У него не было чувства греха».

А как же быть со Злом? Я вдруг слышу голос Достоевского. Если есть Зло, не может быть Бога. Не эта ли мысль неотступно преследовала Достоевского? Кто знает Достоевского, знает и о муках, вызванных этим конфликтом. Но усомнившийся во всем мятежник ближе к концу умолкает — умолкает в силу великодушного примирения с жизнью (а не «самоотречения», как считает Янко Лаврин).

«Любите все создание Божие, и целое, и каждую песчинку. Каждый листик, каждый луч Божий любите. Любите животных, любите растения, любите всякую вещь. Будешь любить всякую вещь и тайну Божию постигнешь в вещах».

(Старец Зосима, второе «я» Достоевского.)[146]

А как же быть со Злом?

Уитмен ответил на это, и не один раз, а многократно: «Говорю вам, что зла, в сущности, нет».

Через двадцать лет после того, как Уитмен начал новую жизнь, вступив, подобно Лао-Цзы, Будде, Иисусу, на тропу, чтобы самому стать тропой, он подарил нам поистине революционное стихотворение «Молитва Колумба» — собственно, как говорит Баки, свою молитву, где в двух бессмертных строках описал снизошедшее на него озарение:

«Свет необычайный, неизреченный, излучающий истинный свет

За пределами знаков, описаний, языков».

Он представляет себя на смертном одре — здоровье его, по мирским стандартам, находится в плачевном состоянии. Кажется, будто Бог оставил его или наказал. Усомнился ли Уитмен? Ответ дан в двух заключительных строках вышеупомянутого стихотворения. Баки описывает этот момент так: «Что скажет он Богу? Он говорит, что Господь знает его вдоль и поперек, поэтому он хочет предать себя в руки Господа». Могло ли зародиться хоть малейшее сомнение в душе человека, который написал: «Чувствую и знаю, что смерть вовсе не конец, как мы думаем, а, скорее, истинное начало. И ничто не исчезает или не может быть потеряно, не исчезают равно ни душа, ни материя».