В его городском доме бывать мне ещё не доводилось. В общежитии Эллизиума или комнате при дворце - да, а вот дома нет. Знала только где он находится.
Спрятавшись в темноте в разросшихся кустах под окнами, сменила свой теневой облик на обычное тело и устало плюхнулась прямо на землю. Столько часов подряд быть тенью мне ещё не доводилось!
Я надеялась, что, даже если Леон меня заметит, он это выдержит. Уж у него-то здоровье должно быть покрепче, чем у стариков!
Вот только вскоре осознала, что ошибалась на этот счёт.
Позаглядывав в окна, нашла нужное, за которым был Леон. Он рылся в бумагах, разбросанных кругом по всей комнате, и вид у него был слегка... маниакальный. Возможно, даже не слегка.
Первой мыслью было - если он что-то исследует, то почему же тогда в научном сообществе об этом не знают? Но долго думать об этом не получилось.
Леон, будто почувствовав мой взгляд, резко оторвался от бумаг и поднял голову. Замерла испуганным зверьком под окном, не зная, нужно ли мне тут же обращаться в тень.
Но в тот момент э'рин заговорил. Слов не было слышно, да и смотрел он не на меня, а чуть вбок. Видимо, на того, кто был в комнате. С моего места открывался не лучший угол обзора, потому понять, кем был посетитель, я не смогла.
Переключив внимание снова на Леона, заметила, каким раздражённым и даже злым он выглядел. Что бы ему не говорили, он этим был явно недоволен. Кажется, он ругался со своим гостем. Слов разобрать не могла, но разговор явно был на повышенных тонах.
Спустя пару минут безсловестной односторонней пантомимы, за которой я наблюдала, Леон резко махнул рукой, видимо, выпроваживая собеседника вон.
Через минуту на порог из дома вышел мой дедушка. Выглядел он хуже, чем я помнила, но с видом Леона, выскочившего следом за ним, не сравнится. Сквозь окно да через всю комнату не было видно деталей. Зато теперь, вблизи, они явно проступили изнеможённым видом, потускневшим цветом кожи, небритым подбородком и не просто тёмными, а буквально чёрными кругами под глазами. Кроме того, Леона изрядно шатало, и это наводило на мысли что э'рин пьян.
- Подумай над моими словами, мальчик. Подумай, - с затаённой горечью проговорил дедушка. - Ничего уже не исправить. Ты должен смириться и жить дальше.
- Довольно с меня нравоучений! - выкрикнул на это Леон. - Ничего я не должен!
Мои глаза тут же расширились от удивления. Никогда не видела, чтоб он терял самообладание и так кричал. Да ещё и на кого! На собственного наставника, друга, которого безмерно уважал и любил как родного!
- Думаешь, она такой жизни хотела бы для тебя? Что бы она сказала, если б увидела тебя сейчас?
- Что я отвратителен, - хмыкнул Леон. - Но её здесь нет. И во всём виноват лишь я один.
- Леон... - тихо сказал дедушка. - Я тоже её любил. Но так ты её не вернёшь. Не вернёшь...
Покачав головой, он развернулся и ушёл, оставив попытки образумить пьяного упрямого Леона.
- Рисса... - тихим шёпотом, призраком, прилетело ко мне имя.
Так это всё из-за меня? Я, конечно, подозревала, что могу являться той самой «ей», которую любили оба мужчины, но слышать своё имя, произнесённое с такой болью и тоской, будто у него не хватало сил даже говорить громче дуновения ветра... Это было совсем иное.
Вскоре Леон ушёл, а я вернулась к своим вопросам. Что же он исследовал? Если это не наука, то что? И как связано со мной?
На всякий случай спрятала под окнами свою папку и поднялась с земли. Тенью скользнув в дом, убедилась, что хозяин забылся крепким пьяным сном. Что ж, в таком случае можно не осторожничать и смело порыться в чужих бумагах.
Подойдя к столу кабинета, под окном которого сидела совсем недавно, стала осматриваться.
- Ох, Леон... - пробормотала себе под нос. Получилось как-то с придыханием и очень грустно. Но ещё грустнее было продолжение моего вздоха: - Ну и неряха!
Листы валялись кругом: на креслах, небольшом диванчике, столе, полу, торчали среди книг в книжном шкафу. Освободив себе место на кресле за столом, стала просматривать их. Все они были исписанные, по десять раз перечёркнутые, с кляксами и разводами от пролившегося на них чего-то - полагаю, алкоголя. Некоторые из-за этого слиплись, на других просто поплыли буквы. Никакой нумерации или логичной последовательности не было и в помине. Текст обрывался на полуслове на одном листе, и не находил продолжения на следующем в той же в стопке.
Это напоминало не записи, а куски пазла, разбросанного по всей комнате.
Но самое удивительное то, что написано всё было на земном языке, который на Аттере не мог прочесть никто.
Записи были с детскими ошибками в словах, с неправильно расставленными или вовсе пропущенными знаками препинания, но всё же. Ни одного символа, только земные буквы. И чаще всего они складывались в моё имя, автоматически опознаваемое мозгом при беглом взгляде.
Разрозненные куски какого-то повествования, вырванные из контекста, не давали желанных ответов. Заметки на полях привлекли меня куда больше. Казалось, из них всё же можно что-то выведать, некую выжимку, суть всего, чем бы эти записи ни были.
«...жалобы э'рина Фрисларда»