Книгочёт. Пособие по новейшей литературе с лирическими и саркастическими отступлениями

Сергей Шаргунов Книга без фотографий (М. : Альпина нон-фикшн, 2011)

В своих сочинениях Шаргунов по-разному пробует рассказать какую-то одну и ту же историю. Быть может, историю взросления.

Он написал пять более-менее крупных вещей: «Малыш наказан», «Ура!», «Как меня зовут?», «Птичий грипп» и вот – «Книгу без фотографий». Сам Шаргунов называет их «романами», хотя мы явно имеем дело с повестями (кстати, почему-то вызывающими у меня смутные ассоциации то с вольтеровским «Кандидом», то с «Вертером» Гете).

Привычная шаргуновская тема (история взросления, как мы предположили выше) иногда играет с ним дурацкую шутку. Даже сведущие и начитанные люди (критики, например) находят прозу Шаргунова юной, ломкой, спотыкающейся.

В то время как Шаргунов просто описывал юного, ломкого, спотыкающегося человека – и делал это максимально адекватным поставленной задаче языком.

Более всего Шаргунов, как мне кажется, учился у Валентина Катаева – но Катаева сейчас мало кто помнит, и вообще на такую прозу нынешний слух не отстроен.

Поздний Катаев именовал свой стиль «мовизмом» – на русский язык этот странный термин можно перевести как «плохизм». То есть он осмысленно (и кокетливо) ставил целью писать плохо – позволяя себе самые неожиданные словесные выверты, как бы не заботясь о форме, сюжете и о читателе вообще. Сам-то при этом знал, что пишет настолько хорошо, насколько вообще возможно.

Шаргунов появился в литературе девятнадцатилетним – но сразу же взрослым, со своей лексикой и своим строем речи. Периода ученичества у него не было.

Появление его оказалось настолько удивительным природным явлением, что многие вовсе не поняли, с чем имеют дело.

Понял Лимонов, он тогда, кстати сказать, сидел в тюрьме. Оттуда написал Шаргунову письмо: «Вы писатель, да еще какой! Ваш герой, он весь импрессионистский, летящий… Писатели такого рода – редкость. Берегите себя».

Лимонов вообще скуп на похвалы, на моей памяти Шаргунов вообще последний, кого он похвалил. Зато у Лимонова, как он сам в свое время заявил, безупречный эстетический вкус. Именно.

По мне, так Шаргунова должны были носить на руках все те, кто обладают слухом на слово.

Но все выходило не так гладко.

То ли мало кто мог оценить фирменный шаргуновский «мовизм».

То ли Шаргунов сам поначалу слишком много ставил на политику, лет на пять вовсе забыв о литературе.

То ли публика не могла простить Шаргунову что-то, самой публике до конца не понятное.

Одни были уверены, что все это шаргуновское лево-социальное проповедничество, яростное политиканство – только игра, и брезгливо раздражались. Те, кто верили, что это не игра, а жизнь и личная правда, – раздражались еще больше.

У нас что ни делай – всегда найдутся недовольные тобою.

В общем, после первого и шумного успеха с повестью «Малыш наказан» Шаргунов на время сдал позиции самого первого, главного, яркого литератора «нулевых».

Ни одна из его последующих повестей должного резонанса не получила.

И вот вышла «Книга без фотографий». Казалось бы, все та же история: Шаргунов пишет о себе или почти о себе, как и во всех предыдущих сочинениях. И герой вроде бы тот же самый: ломкий, импрессионистский, сомневающийся. Все основания были, чтоб и эту книжку сбросить со счетов широкого читателя, но этого, к счастью, не случилось.

«Книга без фотографий» бодро продается, погостила в шорт-листах ведущих литературных премий, получила хорошую прессу. И ее с удовольствием читают.

Причины могут быть совершенно случайные, например – такое время пришло.

А могут и не случайные.

Вот они.

В этом тексте автор-рассказчик отошел на полшага от своего персонажа. Если в «Малыше…» этой дистанции не было, а в «Птичьем гриппе» она была задумана, но не прочувствовалась, то тут автор смотрит на героя (Шаргунов на себя) со стороны, с некоторым, конечно, пристрастием, но спокойно, спокойно.

И эта созерцательность, это спокойствие передаются читателю. Никакого привкуса инфантилизма! Взрослые люди (или те, что думают о себе, какие они взрослые, серьезные люди) это ценят.

И потом – язык, конечно.

Шаргунов тут выступает уже не как поздний Катаев, а как, рискнем пошутить, ранний, или, точнее сказать, зрелый Катаев, сочиняющий волшебную, прозрачную, нежнейшую повесть «Белеет парус одинокий».

Это не перченая и верченая ранняя шаргуновская проза – а нечто, сработанное даже не в жанре классической прозы, но в жанре классической русской мемуаристики, всегда балансировавшей на грани беллетристики (вспомним Гиляровского или Константина Коровина).

Поэтому и читатель сразу прикипел к этой книжке сердцем. Да и сам я, признаться, «Малыша…» и «Как меня зовут?» маме не дал бы почитать, а «Книгу без фотографий» – дал.