Книгочёт. Пособие по новейшей литературе с лирическими и саркастическими отступлениями

Мысль всей бандой завладеть какой-либо яхтой понемногу начала овладевать мной – тем более что яхт этих у пристани было великое множество. Надо ж было хоть как-то оправдать столь ретивый интерес местной полиции к русским писателям.

К тому же у нас в Сен-Мало был свой человек, могущий дать наводку (посл. слово писать слитно. – З.П.).

Дело в том, что один из представителей российской делегации даже не приезжал в Сен-Мало, поскольку уже жил здесь в своем собственном доме. Зовут его Борис Акунин, он же Григорий Чхартишвили – всякому пособнику пиратов, как мы знаем из книг, положены два имени, а может, даже три.

Акунин вполне мог бы являться на встречи в тапочках и халате – но нет, он приходил к людям в элегантном пиджаке и рассказывал в основном о Японии. Оцените: русский писатель живет в Сен-Мало и рассказывает французским читателям и гаитянским коллегам о Стране восходящего солнца. Вот как наши люди умеют путать следы…

Чтобы вконец не потерять национальную идентичность, мы с Басинским вновь реанимировали русскую душу как факт – и в любую свободную минуту говорили о ней. Благо что в немаленьком этом городке мы, совершая раздельные прогулки, сталкивались ежедневно, причем в самых дальних его уголках. О, магнетизм русской идеи – тебя не убежать…

После этих разговоров, пресытившийся устрицами и улитками, я, скажу прямо, все более и более стремился на Родину.

В конце концов русских писателей, от греха подальше, вывезли из Сен-Мало на отдельном поезде.

В Париже мы нестройной бандой заночевали, и уже вечером следующего дня я оказался в милой моей стране.

В полной уверенности, что это я сам, лично, привез с собой лето из дальних странствий, я вступил в русскую теплынь, и благость, и нежность… И так далее, и так далее.

Поэтический блиц

Геннадий Красников Кто с любовью придет… (М. : Молодая гвардия, 2005)

Шкала ценностей в нашем грешном мире давно перевернута, но в поэзии, особенно чувствительной к грубости и дурновкусию, это сильнее заметно. Придя в книжный за томиком современных рифмованных словес, люди по какой-то нелепой странности часто покупают отчего-то Губермана, или Вишневского, или, не знаю, Евтушенко.

Странно. У вас что, до сих пор нет стихов Евтушенко дома? А Пушкин есть?

Геннадия Красникова странным образом миновали хоть какие-то признаки всероссийской известности. Впрочем, ничего случайного, как мы знаем, не бывает – может, так и надо.

Что вредит Красникову – так это излишняя публицистичность, прямое высказывание, которому место в газете, а не в стихотворении. О наши поганые дни и проза обламывала зубы – куда уж тут поэзии.

Поэт между тем он все равно сильный и временами пробивающий так, что на минуту охватывает сердечный озноб. «А небо так стремительно отвесно, / как с тормозов сорвавшаяся бездна». Ужас.

Красников афористичен и парадоксален: «Мы не судьи с тобой. Мы – вина»; «Скажи мне, кто твой Брут, и я скажу, кто ты»…

Красников, как всякий истинный поэт, еще и мыслитель, облекающий прозрения в тонкие формы стиха. И нет толку сетовать на то, что выводы, к которым пришел он, неутешительны: «…и да простят нас бедные итоги, / что мы их безнадежно подвели!»… «…я прожил эту жизнь, не увидев тебя, / сквозь судьбу, как сквозь стену, прошел безвозвратно». И еще вот это, замечательное: «Мы – из прошлого века, нас все узнают. / За угрюмых таких – двух веселых дают».

«Двух веселых» я, к слову, назвал свыше. Выбираю «угрюмых». Почему?

В отличном эссе, помещенном в этой книге, Красников пишет: «Есть время, когда открывается нагота истории – нагота отчаяния и экзистенциального сиротства, и только известный Хам и дети Хама не постыдятся осклабиться над лихолетьем и злосчастьем страны».

Читайте, это настоящее: поэзия лихолетья.

В книге есть как минимум одно великое стихотворенье: «Московская гроза 21 июня 1998 года в день Всех Святых в земле российской просиявших».

Алик Якубович Начать бы всё с конца (Н.Новгород : Деком, 2010)

Когда листаю книжку Алика Якубовича, у меня на языке вертится одно словечко: органично.

Понимаете, это все органично у него получилось: его замечательные фотографии, на которых пресветлые девушки с пьяными глазами, ломкий волжский лед и резиновый мяч, навсегда зависший в воздухе; и эти его странные, иногда на грани прозрения, иногда на грани банальности (я люблю банальности, а также сантименты) строки; и собственно сам он, утренний пешеход, ироник и романтик, вполне соответствующий своим видом тому, что пишет, и тому, как фотографирует.

Говорят, что поэтов надо сравнивать с кем-то, с другими поэтами, например. Это дурная привычка, и я представления не имею, с кем сравнить Якубовича. Но если бы какие-то его «танки» я прочел в антологии древнекитайской поэзии, я б сказал: какой талантливый народ китайцы!