Вместе с тем мне всегда казалось, что истинные почвенники должны быть куда более широки во взглядах, что их извечные оппоненты, всевозможные, свят-свят-свят, либералы и модернисты, если не сказать похуже.
У Сергея Есенина хватало ума и вкуса дружить (а порой и по-дружески ссориться) не только с Клычковым и Орешиным, но и с Шершеневичем да Мариенгофом. Неужель мы с тех пор так оскудели в своих пристрастиях?
В антологии слишком много интонационно схожих стихов, написанных будто бы одним автором.
Это, между прочим, два разных человека. А вот еще два разных, только один из них в «мерседесе», а другой – в окне.
Остается только надеяться, что первый автор (который на «мерседесе») не имеет в виду под облезлым бомжом второго автора и едет, в конце концов, даже не в бордель напротив собеса, а хотя бы в сам собес.
Не сказать, что подобная, весьма, признаем, тривиально задуманная и выполненная продукция в антологии превалирует – но само наличие подобных текстов радует с трудом.
Порой создается впечатление, что этический, или политический, или, чуть реже, религиозный посыл стихотворений многих авторов для Красникова стоит куда выше элементарного поэтического мастерства.
Или, быть может, кто-нибудь объяснит мне, какая ценность в таких вот, наверное, искренних, но совершенно безыскусных строках:
Это ведь, собственно, все стихотворение, больше ничего не будет. Хотите, я вам еще семь таких напишу за три минуты?
Геннадий Красников, предполагаю, на все обвинения и замечания ответит, что всякий желающий может сделать свою собственную антологию и любоваться ею весь XXI век. Мысль резонная, но только в том случае, если б на красниковской антологии, непосредственно на обложке, стояла б его фамилия: «Составитель такой-то».
Иначе рассматриваемая здесь книга не имеет серьезных прав претендовать на академичность. Читая ее, возможно изучать поэзию начала столетия только с некоторыми, так сказать, оговорками. Часть из них приведена выше.
Составитель антологии на меня, конечно, рассердится, а зря.
Посыл моего текста прост.
Геннадий Красников пишет в предисловии, что составленная им прежняя антология – «Русская поэзия. XX век» – выдержала уже два издания и стала библиографической редкостью.
Вот и эта выдержит даже не два, а все четыре.
Надо всего лишь пятьдесят пять поэтов туда внести, а поэтов пять выкинуть (хотя последнее не обязательно). Места мало в книге? Да ну что вы, в антологии шрифт как в букваре. Убираем первый раздел, со Случевским и Фофановым, шрифт делаем поменьше – и все во втором издании поместится.
Если составителю сложно или брезгливо этим заниматься, я совершенно безвозмездно за сутки соберу и предоставлю в письменном виде лучшие стихи тех поэтов, что пропущены странным и обидным образом.
И тогда, если кто-то кинет камень в Геннадия Красникова, я этот камень лично подниму и брошу в кидавшего.
Нельзя так подставляться, Геннадий Николаевич. К поэзии, наверное, нужно быть добрее. Вечность всех нас, конечно, рассудит, но это вовсе не повод устраивать судилище уже сейчас, полагаясь исключительно на собственный вкус.
На посту
Путь вопреки
Вообще говоря, критика Бондаренко привлекательна для меня не в силу собственно литературных ее достоинств, порой спорных. Тут другое: он замечательный популяризатор и классификатор русской литературы. Положа руку на сердце, надо признать, что во времена либерального диктата девяностых Бондаренко чуть ли не в одиночку отстаивал рубежи русского почвенничества.