Книгопродавец

— Еще раз простите, бога ради, — севшим голосом выговорил он. Вас, молодой человек, извините, как именуют?

— Володя, — машинально ответил Крынкин.

— Владимиром. А по батюшке?

— Петрович.

— Владимир Петрович. Ах, боже мой, боже мой! — непонятно разволновался старик.

— Да что вам, собственно, надо? — возмутился наконец Крынкин. Он, которого даже сертификатные мальчики от восемнадцати до сорока лет уважительно именуют асом, стоит и теряет время непонятно с кем и неизвестно зачем?

Старик умоляюще протянул руку. Глаза его наполнились слезами, губы затряслись. Ему было очень стыдно, но он не мог сдержаться.

— Умоляю вас, Владимир Петрович, голубчик, не сердитесь. Безумно много зависит от вашего ответа, безумно.

Он отер глаза, успокаиваясь. Глубоко и судорожно вздохнул и заговорил:

— Покорнейше прошу вас, Владимир Петрович, вспомните — случалось ли вам встречать такую книгу? Автор ее — Дмитрий Хрисанфович Иванов, полный титул — «Человеческое братство в ожидании Золотого века». Отпечатана сия книга, должно быть, в типографии братьев Айвазовых иждивением Философического товарищества.

Как только речь зашла о книге, Крынкин моментально обрел трезвость мысли и стойкость духа, ему всегда казалось, что любой вопрос на эту тему мгновенно включал у него внутри жужжащие, щелкающие, искрящиеся реле, бешено крутил катушки с магнитолентой, дробно строчил печатающим устройством, а ему, Крынкину, оставалось только дождаться подачи ответа на выход.

Но ответ не поступал. Информация была неполной. Крынкин помедлил раздумывая, а потом спросил:

— А года нет?

— Какого года? — не понял старик.

— Ну, года издания?

— А-а-а, простите, Владимир Петрович! Тысяча восемьсот восьмидесятый или восемьдесят первый — старик, извиняясь, развел руками, — более точных сведений, увы, не имею.

Крынкин подумал еще. Старик примостился у облицованной серыми изразцами колонны и смотрел на него с надеждой и страхом. Он, видимо, сильно замерз часто вздрагивал и подгибал пальцы в рукава своего дурацкого сюртука.

Вообще-то я не букинист, — неопределенно сказал Крынкин, разряжая молчание. Ему давно хотелось уйти, но не давало не к месту задетое профессиональное самолюбие. Я ведь живыми книгами торгую.

Старик вдруг отодвинулся от колонны.

Что такое? — протяжно спросил он, поднося ладонь к уху. — Что значит «живыми»? Мертвых книг, сударь мой, не бывает!

Крынкин недоуменно смотрел на петушившегося старца.

Не в обиду вам будь сказано, сударь мой, — наседал на него размахивающий руками старикашка, — глагол «торговать» к книге не применим! Да-ссс! Совершенно ей чужд! Торговать книгой, как пуговицами, мясом, дровами, — омерзительно! Осквернять святое дело!.

От гнева и натуги старик опять зашелся в кашле. Но, держась за тощую грудь, хрипел сквозь приступ:

— Их надо раздавать!.. бесплатно!.. бесплатно!.. на улице!.. в лавках!.. в деревнях!..

Подождав, пока старик смолкнет, Крынкин иронически спросил:

— А кто ж вам их за бесплатно изготовит, папаша?

Выпрямившись, старик хрипло, но торжественно молвил:

— В грядущем, сударь мой, каждый сочтет наиблагороднейшей из обязанностей хоть малым содействовать просвещению и возвышению человека!..

Критически оглядев его. Крынкин ответил.

— До грядущего дожить надо, папаша!

Вздрогнув, будто его кольнули, старикашка изумленно уставился на Крынкина, но вдруг его глаза сощурились, и Крынкин увидел, что в них мелькнуло новое, очень неприятное ему выражение.

Подумаешь… И не таких видали. Недавно один недоумок отдал ему без всякой доплаты и «Стамбульский экспресс» и «День Орла» за какого-то разлохмаченного Одоевского, которого никто больше не читал и читать не будет.

Стоп. Что-то мелькнуло. Ну конечно! Крынкин торжествующе улыбнулся старику и щелкнул пальцами:

— Ликуйте, палаша! Вспомнил!

— Да, сударь?.

— Точно! Года два назад попросили меня найти это самое «Человеческое братство». Сперва через знакомых, а потом сам явился. Историк, что ли. Я нашел, да только не продали — книга здорово редкая. — Крынкин невольно понизил голос, со стариком что-то творилось. — Потом, говорят, ее целиком реквизировали еще при царе. Считанные экземпляры остались.

Старик словно собирался молиться. Руки были сжаты перед грудью, глаза устремлены куда-то вверх, на лампу дневного света.

— Боже мой, боже мой, — захлебывающимся шепотом говорил он. — Вот, ничего не надо больше. Был человек, хотел найти, нуждался, искал, прочел. Ради одного этого…

Он вдруг скрестил руки на груди и выпрямился. Седые волосы засыпали воротник, глаза сверкали.

— Да, ваше превосходительство! — фальцетом выкрикнул он. — Да! Просчитались! Именно оставлен след, и не на песке! Господин полковник, жандармская крыса!

Стараясь сделать все быстро и бесшумно, Крынкин запер киоск и нацелился умотать. Но старик очнулся, суматошно взмахнул руками и бросился к нему. Вцепившись в рукавицу Крынкина, он затряс ее восторженно и благодарно!

— Владимир Петрович! Милый вы мой, дорогой! Если бы вы знали, что вы для меня сделали!

Роясь свободной рукой в карманах старик причитал.

— И одарить-то мне вас нечем!