Книжица наших забав

Поутру, взяв с собой свидетелей, он пришел требовать виноградник. Вдова начала возражать, что ни муж, ни она этого виноградника отнюдь не продавали и денег от прево никаких не было получено. Тот ей: я-де купил его такою-то ценою, деньги вложил в руки твоему мужу в присутствии этих двоих, и он ничего вопреки не молвил. — Видя, что нет ей успеха, вдова приступается к королю с жалобой на насильства, чинимые прево. Тот ссылается на свидетельство эшевенов, король же, не имея досуга разбирать эту тяжбу, поручает ее другим. Обманутые свидетелями, они склоняются на сторону прево, решая дело против вдовы. Со слезными воплями она осаждает короля, и тогда тот велит привести свидетелей. Призвав сперва одного, он говорит с ним наедине. «Знаешь молитву Господню?» — «Как не знать». — «Скажи, а я послушаю». Тот читает молитву, и король, ничего более ему не сказав, велит обождать в соседней комнате. Приходит второй. «Твой товарищ, — говорит ему король сурово, — насчет этого виноградника сказал мне всю истину, как „Отче наш“, истинней которого ничего нет. Если разойдешься с ним в показаниях, ждет тебя кара». Тот, думая, что королю все ведомо, в трепете пал к его ногам, говоря: Смилуйся, владыка, сделали мы то и то, прево нас подбил. — Прогневленный король вернул виноградник вдове, а прево велел похоронить заживо.

Новиций замечает, что это справедливо: как он бесчеловечно выкопал мертвого, так и его немилосердно закопали живого (Caes. Dial. VI. 23).

5

Одному рыцарю любимая жена родила первенца. Наутро отец нашел его в колыбели с перерезанным горлом. Через год то же произошло со вторым, на третий год — с третьим; всякий раз рыцарь выставляет крепкую стражу, но все тщетно. Перед четвертыми родами и рыцарь, и жена его постятся, слезно молятся, раздают милостыню. Вновь рождается мальчик; вся окрестность в факелах, все с него глаз не спускают. Тут появляется некий паломник и просит приютить его ради Бога; принимают его как подобает. После полуночи, когда всех сон сморил, паломник, один не уснувший, видит, как некая дама, склонившись над колыбелью, тянется разорвать младенцу горло. Не мешкая вскакивает он и хватает ее; все кругом просыпаются; ее узнают — это оказывается знатнейшая из городских дам; она же ни на какие вопросы не отзывается. Отец и другие приписывают ее молчание стыду и уговаривают ее отпустить; но паломник церковным ключом прижигает ей лицо, а потом велит привести даму, за которую принимают эту. Вскоре приводят другую, в точности подобную пойманной и с таким же ожогом. «Эта женщина, которую вы привели, — говорит паломник, — добрыми делами навлекла на себя неприязнь демонов, а потому сия служительница их гнева уподобилась, как могла, этой доброй женщине, дабы ее обесчестить: глядите, что она сделает, коли ее отпустить». С этими словами он выпустил ее, и она с громким воплем вылетела в окно (Walter Map. De nug. II. 14).

6

На праздник Вознесения Девы Марии, когда римский народ ночною порой по обыкновению прилежит молитвам и с зажженными светочами обходит церкви, одна женщина увидела в церкви св. Девы Марии свою крестную мать, уж год как умершую. Из-за многолюдья не сумев к ней подступиться, она дождалась ее в переулке. Когда та, выйдя из церкви, проходила мимо, женщина спросила ее: «Ты ли Марозия, моя крестная? Ты ведь давно умерла». Отвечает: «Да, это я». — «Каково тебе ныне?» — «До сего дня тяготила меня суровая кара, ибо я в нежном возрасте вместе со сверстницами осквернилась в соблазнах беспутного веселья, а потом, предав это забвению, не исповедалась, как подобает. Но сегодня Царица мира просила за нас и меня со многими другими освободила из урочищ, где мы мучимся; столь великое множество Ее заступничеством избавлено ныне от мук, что больше нас, чем наберется народу в Риме. Посему мы посещаем святые места, нареченные Госпоже нашей, усердствуя в благодарностях за великое Ее милосердие». И, видя, что та колеблется поверить, прибавляет: «А чтобы ты удостоверилась в истине моих слов, знай: через год, на сей же самый праздник ты умрешь; если же проживешь дольше, считай, что я солгала» (Petr. De var. арр. 3).

VII О дурном обществе

Он сидит за столом, окруженный ложными друзьями и бесстыдными женщинами.

Пушкин

1