Книжная дама из Беспокойного ручья

Затем по радио объявили, что Г. Л. Дэвис получил Пулитцеровскую премию за свой роман «Мед в роге». Я с удовольствием прочитала вторую часть про поселенцев Орегона, поэтому от восхищения не могла не захлопать в ладоши. Но ощутив на себе осуждающий взгляд Харриетт, тут же вернулась к работе.

Под столом меня ждала куча ржавых номерных знаков, собранных специально для библиотечных целей. Я взяла один из них и согнула край: получилась книжная подставка, которую можно использовать на столе, полках или даже в пункте выдачи.

У конных библиотекарей не было времени на то, чтобы приезжать за книгами в город. И тогда на помощь приходил специальный курьер, обычно почтальон-доброволец, который развозил материал по нашим пунктам сбора, расположенным неподалеку от гор. Например, мне была отведена старая часовенка, заколоченная досками, которая пережила не один ливневый дождь и потоп от выходящей из берегов реки. Внутри стоял подаренный стол и висело несколько приколоченных добровольцами полок, хранивших материал до моего прихода. Однако в те дни, когда мы работали в Центре, нам разрешалось брать книги с собой, чтобы облегчить труд разносчиков.

На улице послышалось ржание Юнии. Я увидела, как Джексон Лаветт выходит из магазина Компании, направляясь к почтовому отделению. С ухмылкой на лице он поднял кверху яблоко и встал у кричащего мула в надежде увидеть меня в окне. В его взгляде читался вопрос.

От смущения я с большим трудом кивнула ему в ответ и опустила ниже поля капора, продолжив сортировать номерные знаки.

Сзади подкралась двадцатипятилетняя Харриетт:

– Джексон, – едва прошептала она себе под нос, вальяжно облокачиваясь на подоконник. – Это же тот самый богач, который ездил на запад строить большую плотину? А он умен. Раз решил вложить свои честно заработанные деньги. Теперь-то он стал крупным землевладельцем, сколотившим состояние на древесине и минералах. М-м-м… – Харриетт причмокнула губами. – Такому умному красавцу нужна не менее умная красавица. – Представив себя рядом с ним, она расправила плечи и постучала по стеклу, чтобы привлечь его внимание. – Осталось всего три недели до Сладких танцев. Интересно, какую девушку он осчастливит?

В первую пятницу июня в Беспокойном ручье устраивали Вечер Сладких танцев, представляющий собой торги для одиноких людей. Сюда могла прийти любая незамужняя девушка при условии, что она испечет пирог. Все желающие собирались в старом продуктовом магазине, который закрыла Компания, как и другие предприятия нашего города. Под звуки скрипки люди отбивали клоггинг или чечетку на полу из древесных опилок в надежде оказаться в постели с понравившимся им человеком. Мужчины принимали участие в аукционе, победитель которого выигрывал вечер танцев с хозяйкой пирога.

Мне запрещалось ступать на порог того дома, где висела табличка «ТОЛЬКО ДЛЯ БЕЛЫХ», но люди так часто обсуждали эти танцы, что у меня сложилось впечатление, будто я уже была там. Спустя несколько недель после возвращения на работу Юла и Харриетт под любым предлогом сводили разговор к одной теме: новым вышитым платьям, любимым рецептам, будущим и отсутствующим гостям. Я слушала, выхватывая частями, их беседу и представляла себе эти гуляния, чтобы в тот самый день устроить свой праздник в пустой хижине.

– Я дам ему большой кусок своего персикового пирога, – вздохнула Харриетт в полудреме.

Держа в руках стальную мочалку, я очистила ржавчину с угла номерного знака.

– Зачем вообще Джексон возится с твоим уродцем? – спросила она и, поворачиваясь, случайно задела мое плечо.

От удивления Харриетт разинула рот, быстро отдернув трясущуюся руку, будто стряхивая прицепившуюся букашку.

Она боялась прикасаться к моему телу. Но однажды скрепя сердце целый день учила меня ходить по маршруту только для того, чтобы на следующий оставить в полном одиночестве. – Я всю неделю тренировала этого бестолкового Василька, – слукавила тогда Харриетт, обратившись к Юле Фостер.

Я мельком взглянула на Джексона и Юнию, пробормотала «простите» и отодвинулась назад, взяв в руки новый номерной знак.

– Посмотри на себя! – закричала Харриетт.

Я подняла взгляд. Этот крик наводил на меня панику.

В глазах промелькнула искра, до вспышки ярости оставалось всего пару мгновений, как она прошипела:

– У тебя лицо как созревшая черника. Клякса на лице, – засмеялась Харриетт. – Разве она не похожа на старую уродливую чернильницу? Что скажешь, Юла?

Ее выпады ножом резали по живому. Порой мне казалось, что Харриетт только и ждала возможности, чтобы толкнуть меня и со злорадством наблюдать, как синеет моя кожа. Я прижала рукой щеку, наблюдая за тем, как морщится и черствеет ее коричневое, как ремень, лицо.

Обняв себя, Харриетт медленно гладила пальцами свои руки, а после вернулась к своему столу. Каждый ее шаг ощущался как удар под дых. Демонстративно сев на стул, она прибавила громкость в приемнике.