Книжная девочка

— Правда?

Вскинулись Анна Ивановна и Валентина.

— Откуда знаешь?

— Манька рассказала, вчера, когда чай пили.

— Манька твоя в торакальном работает. Врет, поди.

— А вот, и нет. Ей Алла Антоновна обсказала, что и как.

Арина застонала. Как противно, как отвратительно! Мерзость, да и только. Но Анна Ивановна, в глазах которой девушка обзавелась мученическим венцом, перебила увлекательное повествование о распутной красавице.

— Чего, Арин? Сердце? Или рука устала?

Злоба, душившая девушку ослабила хватку. Кто она такая, чтобы судить? Сплетни существовали всегда. Люди несовершенны. Даже самые лучшие из них. И она произнесла извиняющимся тоном.

— Уже легче. Одна секунда и отпустило. Не волнуйтесь.

— Может водички подать?

Арина улыбнулась.

— Водички у меня уже полное пузо, вон сколько влили. Еле терплю. Не позовете тетю Зину? Пожалуйста. А то еще флакон капать, не выдержу ни за что.

— Сейчас, Валю отправим, она у нас самая шустрая. Пока я доползу, ты сто раз описаешься.

Тетки захихикали, не обидно, а сочувственно. Они хорошо понимали Арину. Валентина, действительно была самой подвижной, в некотором смысле. У нее была сильно повреждена рука. Две спицы в кости, разрыв связок. Как их сшили, пока и не проверишь. Самолет, так называется конструкция, которая удерживает руку, отведенной в сторону. Анна Ивановна подтолкнула костылем тапочки гонцу. Не больно с ее рукой в тесной палате нагнешься и под кровать залезешь. И Валентина отправилась в поход. Нянечка появилась быстрее, чем посланная за ней. Подняла с пола судно и подставила жертве внутривенных капельных вливаний. Попутно приосанилась и изрекла.

— Эх, бабы. Ни одной легкой у вас в палате. Даже судно подать некому.

Валентине это показалось выпадом.

— И как по-вашему я туда протиснусь? Мимо Светы? Если только боком. А нагибаться? Как раз Светке в глаз самолетом засвечу.

Няня вытянула судно, поджала губы и ушла с оскорбленным видом. Арина разрядила обстановку.

— Приходит палатный, и видит подбитую физиономию. Что за дела?

Она ловко передразнила Алексея Анатольевича. Женщины захихикали.

— А Светлана отвечает. Это меня Валентина измордовала.

Интонации Светы ей тоже удались. Теперь уже грянул хохот. Анна Ивановна вытерла глаза краешком цветастого платка.

— Ох, девка, чистый комик.

За всеми происшествиями, слава Богу, забыли про аморальное поведение медсестры. И речь зашла о детях. Благодатная тема. Можно не напрягаясь, отключиться и не психовать. Ничего, вот Димочка наушники принесет — наступит царство полной свободы от чужих разговоров. Скорее бы.

***

Нога упорно отказывалась заживать. Арина с ужасом рассматривала ее во время перевязок. Тонкая и бледная, как макаронина, разрезанная в пяти местах. Две глубокие незаживающие язвы. И прочая, и прочая, и прочая.

В субботу утром Родионова ждала санитарку тетю Зину — голову мыть. Сидела на кровати, откинула простыню — в начале августа город соревновался с Африкой, где жарче, там или здесь? Молча наматывала на палец засалившийся хвостик. В дверь постучали коротко и четко.

— Войдите.

Скомандовала Анна Ивановна, которую тоже никак не выписывали. Две другие койки пустовали. Валентину отпустили неделю назад, а Светлану перевели в неврологию.

— Войдите.

Повторила Анна Ивановна. И дверь распахнулась. Сначала появился нереально огромный букет чайных роз, следом — широкоплечий, коротко стриженый мужчина в белой накидке. Она забавно смотрелась на богатырских плечах.

— Здравствуй, обманщица.

Арина охнула и залилась краской. Подхватила простыню, натянула до подбородка. Закрыла лицо руками. Мужчина положил букетище на пустующую кровать напротив Арины и остался стоять в двух шагах от девушки.

— Здравствуй, говорю.

Она покачала головой. Малиновые ушки и шея, взлетевший хвостик — вот и весь ответ.

— Пороть тебя нужно за такие фокусы. Я не о прыжке в окно, конечно. Я о гинекологии, муже и прочем.

Обманчиво ленивые интонации голоса и следом почти рык.

— А ну, посмотри на меня!!!

Анна Ивановна заворожено обмерла. Вот это мужик! Вот это мужик! Господи, что ж ей такой не встретился?!

— Давай. Убирай ручки и смотри. Я жду.

Арина испуганно послушалась. В ее глазах светилась невозможная радость потерявшегося ребенка, которого, наконец-то, нашли. И стыд. За содеянное. И вера, что накажут и простят. И печаль, печаль много страдавшего существа. И, самое главное — любовь. Просто любовь.

— Вот и встретились.

Анна Ивановна, проклиная собственную тактичность, с трудом поднялась и захромала прочь из палаты. Это сколько же важного и замечательного она упустит?! Дверь за ней закрылась совершенно беззвучно.

— Федор. Федор.

Арина смотрела в любимое лицо, прорезанное новыми морщинками. Стрижка, взгляд — все было другим.

— Федор.

Он упруго и быстро присел на корточки, взял маленькую ладонь.

— Пальцы грызешь? Не стыдно?