Книжная девочка

Что-то купеческое, значит! Да, она умеет считать деньги. А Наталья Павловна умеет только красиво паразитировать!

Услышав хлопок двери, бабки вышли, якобы обрадовались Миле и пригласили пить чай.

Она пошла, хоть внутри все кипело.

Черт возьми, ведь она для Натальи Павловны не просто купчиха! Мила – это элитный сыр и прочие лакомства, это Гринберг для Вовы, это благоустроенная дача и, в конце концов, бесплатная горничная и кухарка! И если ты чувствуешь, что у тебя язык отсохнет похвалить невестку, обеспечивающую твое безмятежное существование, так помолчи! Просто помолчи.

Навесив на лицо сахарную улыбочку, Мила решала, как поступить. Сделать вид, что она ничего не слышала? Дождаться ухода гостей и устроить скандал? Или, не дожидаясь их ухода, объявить, что купчихам чуждо искусство, поэтому они не склонны содержать всяких непонятных профессоров?

Но этим она только подтвердит правоту Натальи Павловны.

Что Миле действительно нравилось в этом доме – это умение всех членов семьи держать себя в руках. «Крик – признак бессилия», – говорила свекровь. Давно, когда Мила только вошла в семью, она стала свидетельницей воспитания Валерки. Что-то он выкрикнул в сердцах, кого-то обозвал. «Я проведу грубую, даже неприличную аналогию, – сказала тогда Наталья Павловна, – чтобы ты лучше понял. Ведь бывает, тебе очень хочется в туалет, но ты же терпишь, как бы это ни было трудно. Давать волю своим эмоциям – все равно что прилюдно снять штаны и сделать кучу».

Мила с тех пор старалась не повышать голос. Что ж, и теперь проглотить обиду?

Она улыбнулась, пристально глядя старухе в глаза, налила чай в блюдечко, пристроила его на пальцах одной руки, как на картине Кустодиева, и с шумом втянула чай, предварительно подув на него.

Наталья Павловна заметно смутилась и даже слегка покраснела.

Милин день был прожит не зря!

* * *

А на следующее утро в клинике ее встретил Руслан с черными кругами под глазами и сообщил, что ночью у Спасского случился инфаркт. Андрей пережил клиническую смерть, и непонятно, что будет с ним дальше.

Мила почувствовала какую-то первобытную тоску. Ведь не зря она встретила его вчера у лифта, и предчувствие было не зря! Надо было насильно отправлять его домой, а не отмахиваться от интуиции, которая редко ее подводит.

А сейчас чем она может помочь? Он лежит в реанимации на аппарате, еле держит давление, и одному богу известно, выкарабкается или нет.

Аня, жена Спасского, вмиг отрешившаяся от всего остального мира, сидит рядом, держит его за руку, а он даже не знает, что она здесь…

Они закурили прямо в ординаторской, даже форточку не открыли.

– Ночью поступил очередной обормот с ножевым, – рассказывал Руслан, – Спасский с Побегаловым пошли оперировать, оказалось ранение воротной вены. Андрей выделил, начал ушивать, вдруг остановился, побледнел, пот пошел по лицу, а он же никогда не потеет, ты знаешь. Постоял, шьет дальше. Только молчит, а он же всегда болтает на операциях, чтобы атмосфера была бодрая. В общем, сестра говорит, ушил дефект, пустил кровоток и говорит: без меня живот зашейте. От стола отошел и упал.

Мила только кивнула. Все понятно. Спасский мог отойти сразу, как только почувствовал боль. Отойти, лечь на кушетку в предоперационной, положить под язык нитроглицерин. Может быть, и инфаркт не состоялся бы, а уж клинической смерти бы точно не случилось.

Но куда отойдешь, когда у тебя зажим на печеночных сосудах? Счет идет на минуты, чуть протянешь, и печень не включится.

Побегалов – самый бестолковый и неумелый хирург в клинике, Спасский знал, что он не сможет продолжить операцию за него. Понимал он и то, что у него наступает инфаркт, и представлял себе, чем это может кончиться. Но не бросил больного. Завершил основной этап, превозмогая страшную боль, одну из самых страшных, которые дано испытать человеку.

– Слава богу, анестезиолог сразу его завел, – продолжал Руслан, – затрубил и в реанимацию отправил, но что дальше будет, неизвестно…

Весть о том, что Спасский в реанимации, быстро облетела клинику, и в ординаторскую потянулись сотрудники – спрашивали о состоянии коллеги, несли деньги, которые Руслан складывал в конверт.

– Видишь, все возвращается, – сказал он Миле, пряча очередную купюру. – Если ты помогал людям, все к тебе вернется, когда нужно.

А потом позвонил мужчина, представился бывшим пациентом Спасского и спросил, какая нужна помощь. Можно было только гадать, откуда он узнал так быстро…

«Так и должно быть, – думала Мила. – А нам остается только молиться. Все мы тут атеисты, доктора и кандидаты наук, в нашем распоряжении современные медицинские технологии. И все же остается только молиться…»

* * *

Женя шла по узкой дорожке тихого кладбища. Пока не образовались сугробы, она хотела посмотреть, все ли в порядке с маминой могилой. Свежий снег хрустел под ногами, легкий мороз пощипывал щеки. Она была одна-одинешенька в белом поле крестов и памятников.