Книжная лавка

Кажется, мы в Вашингтон-парке. Башня с часами принадлежит зданию Южной средней школы, которую я окончила больше двадцати лет назад. Школа расположена через дорогу от южного края парка: когда я училась, мы часто бывали в парке во время уроков физкультуры, бегали по извилистым дорожкам и учились подавать мяч на теннисном корте.

Примерно пять или шесть миль отделяют нас от дома на Спрингфилд-стрит, где мы живем с Ларсом и детьми. Зато дом моих родителей на Йорк-стрит находится всего в нескольких кварталах отсюда. Фотография, которая висит в коридоре – родители вместе со мной на пикнике, – сделана в этом парке. Я уже давно сюда не приезжала, но в детстве бывала здесь постоянно, резвилась на детской площадке и плавала в озере. Оно называется озеро Смита, и окрестная детвора любила рассказывать страшные истории о подводных чудищах, живущих на дне. «Не заплывай слишком далеко, – пугали мы друг друга. – А то тебя сожрет одноглазый монстр».

С годами парк и детская площадка сильно изменились. Качели кажутся совсем новыми, пляж закрыт по решению городских властей несколько лет назад: озеро было слишком маленьким, в нем купалось много людей, вода стала мутной и грязной. Наверное, мы с друзьями были правы насчет чудищ, живущих в темных водах.

Кроме нас с Майклом, на площадке никого нет. Половина озера покрыта льдом, воздух холодный, небо затянуто тучами. Кажется, вот-вот пойдет снег. Я поднимаю голову и втягиваю холодный воздух, как собака, чующая незваного гостя.

Что мы здесь делаем? Где остальные дети?

– Майкл, – спрашиваю я, – где Митч и Мисси?

Он морщится – правда, при этом взгляд его направлен не на меня, а на качели, расположенные в нескольких метрах от нас.

– Ты прекрасно знаешь, мам. Там, где они всегда бывают днем.

– И где же это?

Теперь он улыбается. Наверное, думает, что я с ним играю.

– Ну же, ответь, – уговариваю я, – где они?

– Мам!

Он хохочет. Удивительно, но мне нравится его смех. Такой веселый и звонкий, что я совсем не к месту вспоминаю, как смеется моя мама.

– Мама, глупышка! Они же в школе!

– Ясно.

Я опираюсь руками в лайковых перчатках на зеленую скамейку.

– А ты почему не в школе?

Он снова смеется и неуклюже спрыгивает на землю.

– Ну все, хватит дурачиться, – отвечает он. – Ты же знаешь, что я не хожу в школу.

Вот как. Ох, господи!

Он вприпрыжку бежит к качелям. Забирается на них, но сидит без движения – явно не умеет раскачиваться.

– Мам, покатай!

Поднимаюсь со скамейки, подхожу к Майклу. Легонько толкаю его в спину. Не знаю, как он любит качаться – сильно или не очень, но каждый раз толкаю чуть-чуть сильнее. Он радостно хохочет. Приноровившись к темпу, который ему нравится, продолжаю в том же духе.

– У-у-ух! – весело вопит Майкл, рассекая воздух.

Я внимательно разглядываю его. На нем зеленые вельветовые штаны, клетчатая шерстяная курточка, пушистая темно-синяя вязаная кепка с ушами. Интересно, ее связала моя мама? Очки в роговой оправе с толстыми линзами плотно сидят на носу. Похоже, без них он слеп, как котенок.

Он худее, чем Митч и Мисси. Те двое пошли в меня и Ларса, плотные и коренастые. Майкл совсем как тростинка: штаны болтаются на тоненьких ногах, сквозь рукава куртки выпирают острые локти. Интересно, он такой хрупкий от рождения или просто привередлив в еде? По цвету волос и чертам лица он очень похож на Митча, вполне возможно, что они близнецы. Не знаю, каковы шансы забеременеть тройней и бывает ли так, что двое детей из трех оказываются близнецами. Честно говоря, в реальной жизни я никогда об этом не задумывалась.

Закрываю глаза и прикладываю руку к животу. Пытаюсь представить, каково носить внутри сразу трех малышей. Не получается. На ум приходят наши школьные спектакли и мисс Поттс из театрального кружка, вечно твердившая: «Почувствуйте переживания вашего героя. Станьте им». Фриде этот совет пришелся по душе, и она с энтузиазмом перевоплощалась в зловещую леди Макбет или смелую, дерзкую актрису Терри Рэндалл из пьесы «Дверь на сцену». Но у меня ничего не выходило. Кого бы я ни играла, мне никогда не удавалось забыть, что под продуманным костюмом и толстым слоем грима скрывается всем знакомая и ничем не примечательная Китти.

Точно так же я чувствую себя и сейчас, пытаясь представить, что беременна тройней. У меня бы никогда не получилось сыграть эту роль убедительно. Зрители сразу бы поняли, что у меня только подушка под юбкой. Убираю руку с живота и продолжаю раскачивать качели.

И тут мне приходит в голову блестящая мысль.

– Майкл!

– Что? – не оборачиваясь, спрашивает он.

– Когда мама вела себя как глупышка… – Я неуверенно замолкаю, зная, что ступаю по тонкому льду. Что я буду делать, если он закатит истерику? Никто не придет на помощь, мы здесь одни. Делаю глубокий вдох и продолжаю, собрав волю в кулак: – Когда мама задавала странные вопросы, тебе было интересно?

Он едва заметно пожимает плечами.

– Не знаю. – В голосе никаких эмоций.

– Можно, я… ты не возражаешь, если я задам тебе еще несколько странных вопросов?

Он снова пожимает плечами:

– Не знаю.

Наверное, сейчас мы оба рады, что не видим друг друга.