Книжная лавка

Начинаем с кассы. Как ни прискорбно, приходится познакомить Леа с Лолитой Хэвишем. Лолита страдает обсессивно-компульсивным расстройством, кроме всего прочего выражающимся в страхе перед микробами. На то, чтобы приступить к работе, Лолите требуется как минимум двадцать минут — кассу она протирает три раза, вынимает каждый лоток, пересчитывает мелочь четыре раза, а потом дезинфицирует все в радиусе двух метров антибактериальным спреем собственного приготовления. Данте мирится со всем этим только потому, что у Лолиты каждый пенни на счету. Зато другие кассирши ее недолюбливают. За спиной прозвали ЛОЛ — Ржу Нимагу. Причем бесит коллег не только Лолитина медлительность и обстоятельность. Хорошими манерами Лолита не обременена и начинает жаловаться на человека в его же присутствии.

У Лолиты странный голос, механический — будто станцию в метро объявляет. Сама себе делает неровную, но задорную короткую стрижку (кстати, Лолита блондинка). Глаза навыкате, будто вот-вот выскочат — и прямо на тебя.

Леа здоровается и хочет пожать Лолите руку, но та в испуге отпрянула. Ругаю себя, что не предупредил заранее, но до этого ни с кем Лолиту знакомить не приходилось.

— Я руки не пожимаю, — с места в карьер объявляет Лолита. Ни тебе «здравствуйте», ни «приятно познакомиться». — Знаете, сколько болезнетворных микробов переносит средний человек только под ногтем правого указательного пальца? Да это все равно что прийти к вам домой и руку в унитаз сунуть!

— Ой, извините!

Леа смущенно опускает собственную руку. Грустно улыбаюсь и демонстративно закатываю глаза, давая понять, что объясню потом. Хочу, чтобы первый день Леа прошел удачно.

Странная штука — рукопожатие. Некоторые — в основном спортивные ребята и старики, не понимающие, что бабочку уместно надевать только в одном случае, со смокингом, — рассматривают рукопожатие не как простое приветствие, а как повод помериться силой, физической или силой воли. Даже неудобно прерывать рукопожатие, когда другой человек изо всех сил стискивает твою руку и отказывается отпускать, желая что-то этим доказать. Что именно — никогда не понимал. Что он не слабак? Что при Эйзенхауэре жилось лучше? Загадка.

— Мина вчера оставила кассу в ужасном состоянии, — сообщает Лолита. — Перепутала местами два лотка, а в конверте для купюр я наткнулась на скрепку!

Какой кошмар, думаю я. Необходимо расследовать злодеяние.

— Спасибо за информацию, ЛОЛ… ита.

Чуть по прозвищу не обратился. Раз в пятидесятый, не меньше. К счастью, оговорку легко исправить. Хорошо, что ее Шреком не прозвали. А что, была бы зеленая — вылитый Шрек получился бы.

С Олдосом Леа уже знакома, поэтому сразу идем наверх, где представляю ее Матери Терезе.

— Какая милая девушка! — восклицает Мать Тереза, с энтузиазмом пожимая Леа руку, будто нарочно стараясь и за себя, и за Лолиту. — Кажется, я вас где-то видела… Вы очень похожи на одну прихожанку из моей церкви. Вы, случайно, не входите в Собрание Избранных?

Мать Тереза часто так делает. Ей кажется, что это очень хитрая уловка. Понимает, что нельзя спрашивать в лоб, католик твой собеседник, мусульманин или член какого-нибудь экзотического братства, поэтому подходит издалека, притворяясь, будто приняла за знакомого.

Леа качает головой:

— Нет. Мои родители поклонялись Посейдону. Раз в месяц мы садились в лодку, выплывали на середину озера и жертвовали козу. Ну, как жертвовали? Видите ли, по закону запрещено убивать коз в лодках, поэтому просто брали просроченное мясо и выбрасывали за борт. Ничего, работало.

Мать Тереза на секунду теряется, потом разражается смехом:

— Ха-ха! Посейдону! Надо же такое придумать!

Да уж, думаю я. По сравнению с ее верованиями Посейдон — детский лепет. Простой пример — когда политик пытается чего-то добиться и торжественно произносит «Бог на нашей стороне», попробуйте вместо «Бог» подставить «Тор», «Зевс» или «Амон Ра». Смешно? Конечно, смешно. Потому что смешная часть фразы никуда не девается — «на нашей стороне».

Леа говорит, что за выходные проанализировала полученную от Данте информацию по использованию полезной площади отдела и ей не терпится обсудить с Матерью Терезой изменения, которые необходимо внести.

— Секцию детской религиозной литературы разумнее будет сократить процентов на восемьдесят, — тихо произносит Леа, когда мы спускаемся по лестнице. — Этот сектор приносит примерно полтора доллара на квадратный фут, а романы для подростков — почти в сто раз больше, но у вас им отведено вдвое меньше места.

— Ну-ну, удачи, — отвечаю я. — Она против тебя охоту на ведьм объявит.

Наконец заходим в отдел поставок. Заведующий, Уиллард Курц, спорит с Иванкой, кто из супергероев победил бы в схватке один на один — Супермен или Зеленый Фонарь. Хотя спорит — не очень подходящее слово. Курц высказывает свое мнение, а Иванка преспокойно заполняет документацию, потягивает кофе и притворяется, будто ничего не слышит. Задача, прямо скажем, не из легких.

— А ты как думаешь? — ткнув в Леа пальцем, спрашивает Курц, едва мы переступаем порог.

Леа пожимает плечами: