Книжная лавка

В углу традиционная гэльская трэш-группа под названием «Расслабься и забей» исполняет собственную гитарную версию песни «Дэнни Бой». Будь Бинг Кросби еще жив, скончался бы на первых же аккордах. Майки носится как заведенный, подавая на столы тарелки с тщательно прожаренными ирландскими деликатесами и следя, чтобы ни у кого не переводились спиртные напитки. Кстати, новогодняя ночь — единственное время, когда «Крепкого Джека» может заказать любой желающий безо всякой предварительной проверки. Впрочем, вечеринка «для своих», поэтому большинство присутствующих является «членами клуба». Это мой первый Новый год в «Фальстаффе», когда я не в состоянии «расслабиться и забить».

Себастьян продолжает болтать, но я его не слушаю. Все мысли заняты моим смелым планом. Нервно трогаю внутренний карман куртки, проверяя, на месте ли то, что положил туда перед уходом. В животе урчит, стакан чуть не выскальзывает из мокрых от пота ладоней. Снова и снова прокручиваю в уме предстоящие действия, надеясь, что это меня успокоит, но эффект прямо противоположный. Выпиваю всего полпинты, а к еде вовсе не притрагиваюсь. Через некоторое время мое состояние замечает Леа.

— Ты как себя чувствуешь? — шепчет она мне на ухо. — Вид такой, будто у тебя грипп начинается.

Бросаю взгляд на часы. Еще и одиннадцати нет. Рано. Ну и пусть.

— Пойдем, — произношу я, встаю и хватаю куртку.

Леа с любопытством наблюдает за мной. Она еще не допила свою пинту и только-только взялась за каламари, но, похоже, догадалась — дело серьезное.

— Последи за моей тарелкой, я сейчас, — просит она Мину.

Единственное, что после обильных возлияний может осилить Себастьян, — сидеть прямо. Да и это ему дается с трудом.

Мина с озабоченным видом кивает. Кажется, перспектива остаться наедине с кавалером, который вот-вот вырубится, ее не радует.

— Вы ведь ненадолго?

— Скоро вернемся, — уверяю я, помогая Леа надеть пальто.

— Что случилось? — спрашивает она, когда выходим на улицу. Воздух холодный, и слова сопровождаются легкими белыми облачками пара. — Куда мы идем?

— На короткую экскурсию, — объявляю я, подхватывая Леа под руку.

До «Книжной лавки» добираемся в два счета. Все как в тумане, мозг действует на автопилоте. Открываю дверь, отключаю сигнализацию. Кажется, Леа догадалась, что все это неспроста. Смотрит на меня с этакой настороженной улыбкой, будто зритель, которого артист неожиданно вывел на сцену.

Включаю свет и веду Леа к стеллажу с пьесами.

— Вот на этом месте, — произношу чуть подрагивающим от нервов голосом, — мы познакомились.

— Да, — кивает Леа. Вижу, настороженность сменяется какой-то более сильной эмоцией. Надеюсь, это не испуг. Иначе мне конец.

— Помнишь первое, что ты мне сказала?

Леа на секунду задумывается.

— Спросила, где у вас пьесы Мамета. Нет, не так! Я спрашивала, нет ли у вас других пьес Мамета.

— Правильно, — отвечаю я. — Ты искала «Пашем на скорость» и «Сексуальные извращения в Чикаго».

— Да…

Лезу во внутренний карман куртки и достаю сборник трех пьес Мамета — те две, которыми интересовалась Леа, плюс «Американский буйвол». Еле нашел. Пришлось заказывать экземпляр у маленького нью-йоркского издательства, а потом мучительные две недели ждать, когда его наконец доставят.

Леа глядит на книгу и смеется:

— Спасибо! Не ожидала. Приятно, что в вашем магазине так заботятся о покупателях. Даже в праздник.

— А помнишь… — произношу я и набираю полные легкие воздуха, — помнишь первое, что я тебе сказал?

Леа застывает. Кажется, всерьез решила, что в новогоднюю ночь притащил ее на рабочее место только ради того, чтобы вручить книгу из разряда «задних», категория «Я». Леа нерешительно тянет:

— Да-а-а…

— И что я сказал?

Леа ошеломленно умолкает. Вид у нее такой, будто вот-вот расплачется. Возникает ужасное ощущение, что совершаю роковую ошибку, но отступать поздно. Меня несет вперед, как лодку быстрым течением. Остается только надеяться, впереди нет водопада.

— Ты сделал мне предложение.

Опускаю руку в карман и достаю второй подарок, стоивший намного больше, чем первый. Напоминаю себе, что моя двухмесячная зарплата для Гровера — жалкие гроши, он столько за два дня зарабатывает. В порыве чувств решаю встать на одно колено. Вообще-то не собирался этого делать — слишком пошло, слишком избито. Вдобавок теперь, вместо того чтобы смотреть Леа в глаза, пялюсь на ее бедра.

Она берет из моей протянутой руки маленькую голубую коробочку, открывает… Внутри простое кольцо из белого золота с крошечным, размером чуть больше фруктовой мушки, бриллиантом. Не бог весть что, но, как говорится, чем богаты…

— Ух ты. — Леа достает кольцо и начинает разглядывать. — Какая красота!

Продолжаю стоять на одном колене. Сердце колотится с такой силой, что кажется, сейчас ребро треснет. Нет, больше я это напряжение выносить не в силах.

— Ну так что — да или нет?

Леа громко шмыгает носом, на глаза наворачиваются слезы, и вдруг она издает радостный вскрик. Хватает меня за руки и так резко дергает вверх, что оба чуть не падаем. И вот мы сливаемся в страстном поцелуе. Щеки у Леа мокрые, у меня тоже. Может, и я плачу? Не знаю.