Читаем Книжная лавка полностью

Поэтому я расстроилась, но совсем не удивилась, когда восемь лет назад Ларс так и не появился на пороге кафе. Я сидела в гордом одиночестве, пила кофе и ждала. Пятнадцать минут, двадцать минут, тридцать пять. Наблюдала за прохожими сквозь витрину. Мимо прогуливались влюбленные парочки, пожилые старушки с маленькими собачками на украшенных стразами поводках, мамаши, катившие коляски с пухлыми младенцами. Я стала придумывать разные объяснения. Может, Ларс сидел в машине на другой стороне улицы и, притаившись, наблюдал за мной. Наверное, он судил исключительно по внешности – но тут все не так уж и плохо, с досадой думала я (перед нашей встречей я побывала у парикмахера и дольше обычного крутилась у зеркала с помадой). Мог бы потратить на меня хоть часок!

Наконец, выпив еще две чашки, я решительно встала из-за стола. Взяла плащ и вышла на улицу с гордо поднятой головой, широко улыбаясь всем встречным. Если бы Ларс на самом деле наблюдал за мной в ту минуту, он бы сразу понял, что его поступок нисколько меня не задел.


После ужина я провожу целый час в спальне, отдирая малярную ленту с оконных рам и плинтусов. Собираю с пола газеты, вешаю занавески и жалюзи, раздумываю, не перетащить ли самой всю мебель, но в итоге решаю, что не стоит. Вместо этого я забираюсь в кровать и мгновенно проваливаюсь в крепкий и поначалу ничем не примечательный сон.

И вдруг я снова оказываюсь там. В спальне с зелеными обоями. Из-за штор пробивается серый утренний свет, сквозь стеклянные двери видно, как в воздухе кружатся снежинки. Интересно, здесь всегда идет снег?

Ларс лежит совсем рядом. Его рука уверенно покоится у меня на талии, теплое дыхание касается моей шеи.

Осторожно поворачиваюсь, чтобы заглянуть ему в лицо. «Кто ты? – спрашиваю его мысленно, боясь разбудить. – Что я здесь делаю?»

Будто услышав мой вопрос, Ларс открывает удивительные синие глаза.

– Доброе утро, милая!

Он разворачивает меня к себе и целует. Я мгновенно узнаю это теплое прикосновение, будто каждое утро начинается с поцелуя уже много лет подряд.

– Доброе утро, – бормочу в ответ. Мне хорошо, и я не хочу, чтобы сон заканчивался.

Прижимаюсь к нему и чувствую, как в бедро упирается твердая выпуклость. Я замираю, но тут же напоминаю себе: это сон, а во сне можно говорить и делать что угодно.

– Который час? У нас есть время… мы успеем?.. – Я заикаюсь и путаюсь в словах даже здесь, в вымышленном мире.

– Успеем, но только быстро. – Он улыбается. – Люблю субботы.

Мы начинаем страстно и торопливо заниматься любовью, стараясь не шуметь, – как все супружеские пары, которым удается выкроить несколько свободных минут ранним утром. Приходится спешить, пока не проснулись дети.

Он бережно прикасается ко мне умелыми, чуткими руками. Расстегивает две верхние пуговицы ночной сорочки, прижимается губами к соскам. Я выгибаюсь ему навстречу, тихонько постанывая. Оказывается, я успела забыть, каким ярким бывает удовольствие.

Он полностью входит в меня, и я начинаю двигать бедрами, сначала медленно, а потом все быстрее, постепенно привыкая к ощущению внутри. Оргазм наступает резко и накрывает с головой – самый сильный из всех, что я испытывала за всю жизнь. Он оглушает меня, прокатываясь волной по всему телу. Я вскрикиваю и тут же прикусываю губу, испугавшись, что крик прозвучал слишком громко.

Ларс продолжает двигаться, дыхание ускоряется, и лихорадочный стук его сердца эхом отдается в моей груди. А потом он резко сбавляет темп и почти совсем останавливается.

– Что случилось? – встревоженно спрашиваю я. – Все хорошо?

Он слегка ускоряется, но даже теперь толчки не такие быстрые, как в самом начале.

– Все нормально, – отвечает он, – мне просто нужно было… успокоиться…

Я молчу и двигаюсь вместе с ним, пытаясь поймать новый ритм.

Кончив, он отодвигается, натягивает пижамные штаны и ложится рядом. Я спускаю подол сорочки на бедра и сворачиваюсь под боком у Ларса, положив руку ему на грудь.

Его сердце судорожно бьется у меня под ладонью.

– Ты как? – снова спрашиваю я.

– Нормально. – Он улыбается и смотрит мне в лицо. – Ты же знаешь, мне иногда нужно немного успокоиться… так легче…

– Легче? В каком смысле?

Ларс похлопывает себя по груди, задевая теплыми пальцами мою руку.

– Сердцу легче.

Притягивает меня поближе и шепчет:

– Ты же знаешь, родная.

Несколько мгновений мы оба молчим. Я внимательно наблюдаю за Ларсом, пока его дыхание успокаивается.

– Мне было хорошо, – говорю я, – так… приятно.

Тут же морщусь от своих слов. Ларс, наверное, подумает, что я не в своем уме.

– Ты так бурно отвечала, будто мы сто лет этим не занимались. Хотя прошло всего несколько дней…

Он задумчиво смотрит на меня. «Ох, если бы ты знал», – думаю я. А сама говорю:

– Ну, иногда мне очень не хватает близости.

Кто-то неуверенно стучит в приоткрытую дверь. Раздается тихий голосок:

– Я постучал. Как вы говорили. Я вспомнил и постучал.

Ларс улыбается:

– Заходи, приятель.

Дверь открывается полностью, и в комнату проскальзывает взъерошенный Митч, подходит к кровати и останавливается рядом со мной.

– Уже семь утра, – сообщает он.

– Ну да.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Путь одиночки
Путь одиночки

Если ты остался один посреди Сектора, тебе не поможет никто. Не помогут охотники на мутантов, ловчие, бандиты и прочие — для них ты пришлый. Чужой. Тебе не помогут звери, населяющие эти места: для них ты добыча. Жертва. За тебя не заступятся бывшие соратники по оружию, потому что отдан приказ на уничтожение и теперь тебя ищут, чтобы убить. Ты — беглый преступник. Дичь. И уж тем более тебе не поможет эта враждебная территория, которая язвой расползлась по телу планеты. Для нее ты лишь еще один чужеродный элемент. Враг.Ты — один. Твой путь — путь одиночки. И лежит он через разрушенные фермы, заброшенные поселки, покинутые деревни. Через леса, полные странных искажений и населенные опасными существами. Через все эти гиблые земли, которые называют одним словом: Сектор.

Андрей Левицкий , Антон Кравин , Виктор Глумов , Никас Славич , Ольга Геннадьевна Соврикова , Ольга Соврикова

Фантастика / Боевая фантастика / Фэнтези / Современная проза / Проза