Книжная лавка близ площади Этуаль

Меня просто кипятком обдало. Н., вся красная, отвечает:

- Дени мой брат, мадам.

Толстуха очень довольна:

- Ага, то-то вы оба так похожи. Не близнецы?

- Нет, мадам.

- А у моей сестры близняшки. Мальчик и девочка. Такие ангелочки восторг! Зовут Анри и Анриетт.

Толстуха заводится надолго. Я не слушаю. Думаю о своем. Внезапно крики: в поезде кого-то выловили, кто-то спрыгивает на ходу. Вслед три-четыре выстрела.

- Обход! Проверка документов!

- Боши! Боши!

- Господа, они обыскивают даже вещи. А если везешь продукты семье, это тоже запрещено?

- Неслыханно! Самоуправство!

Обход приближается с двух сторон. На площадках - солдаты с автоматами. Первая мысль - выпрыгнуть из вагона на ходу. Переглядываемся с Н. Невозможно. Взорвемся не мы одни. В поезде много детей. Остается ждать. Вот он, "шкурный момент". Блокнот мой наготове. Как только покажется фашистская морда, вышвыриваю. Хочется написать напоследок лирич...

_____

Даня не успел. Они показались неожиданно - двое с разных концов вагона. Два купе (в том числе Данино) были как раз посередке и последние в их осмотре. Оба немца молодые, лощеные, в форме СС. Возможно, разыскивали кого-то определенного. Всматриваются в лица. Долго оглядывают толстуху, хотя с первого взгляда ясно, что это добродетельная мать большого семейства. А может, маскировка? Во всяком случае, ее документ изучают долго. Потом - к Николь и Дане:

- Куда следуете?

- В Тулузу, к родственникам.

Они не спрашивают к кому, их это не интересует, но Даня торопится их предупредить. Немец бегло просматривает документы Николь и Дани и возвращает. Физиономия у него кислая. Видно, надоело рыскать по всему составу. Он спрашивает по-немецки второго:

- Вы уже осмотрели их вещи?

- Нет еще, господин лейтенант.

- Тогда приступайте.

Второму немцу тоже лень копаться во всех этих колбасах и домашних печеньях, которые французы везут в подарок оголодавшей родне. Он наугад ткнул пальцем в чемодан Николь. "Зачем, ах, зачем она поставила его на самом виду!" - тоскливо мелькнуло у Дани.

- Что у вас здесь, мадемуазель?

Даня прикинул: если прыгнуть на того, что пониже, можно сдавить ему глотку, возможно, даже придушить...

Николь чарующе улыбнулась:

- Бомбы, мсье. Показать вам?

Лейтенант презрительно морщится:

- Неоригинально, мадемуазель. Придумайте что-нибудь поновее, а главное - поостроумнее. Уже трижды в этом поезде нам отвечали точно так же и показывали сыры. А еще говорят, что вы, французы, славитесь своим остроумием!

Лейтенант был так задет, что хотел уколоть эту долговязую француженку как можно больнее. Николь раздувает ноздри. Говорит вызывающе:

- Нет, вы все-таки заглянули бы в чемодан. А вдруг там и правда бомбы...

- Кушайте их на здоровье сами, - сухо отвечает лейтенант, и оба немца с достоинством покидают купе.

Даня, закусив губы, смотрит на Николь. "О, чертовка, нахалка, отчаянная голова, погоди, дай срок, я с тобой рассчитаюсь, клятву даю!" грозят его глаза.

Николь внезапно роняет голову на его плечо, хлюпает по-детски.

- Нервишки! - презрительно кидает Даня, но плеча не отнимает.

- Бедняжечка моя, не плачьте! Они ушли, эти животные, не плачьте же, милочка! - причитает над Николь толстуха.

2. БУДНИ МАКИ

- Девчонок в отряд не берем, - категорическим тоном сказал капитан Байяр.

- А я вовсе и не девчонка! - запальчиво возразила Николь.

- Кто же ты тогда?

- Подпольщица. Член парижской группы Сопротивления. Работала связной. Кроме того, в нашем книжном магазине была явка. Нас с сестрой знают во многих районах Парижа. Неужто Гюстав в том письме, что я вам привезла, не написал об этом? Тогда можете спросить вот его. - Николь ткнула пальцем в Даню.

Он поспешил ей на помощь:

- Это все правда, господин капитан. В Париже мы вместе работали в группе Гюстава. В книжной лавке сестер Лавинь мы все собирались, как в штабе организации. А в последнее время Николь помогала нам в работе с радиопередатчиком. Она очень точная, исполнительная, на нее вполне можно положиться.