Книжная Москва первой половины XIX века

По возвращении из-за границы в 1792 г. против Невзорова и Колокольникова велось следствие, во время которого Колокольников умер. Невзорова должны были сослать в Сибирь, но он в течение почти полутора лет до освобождения Павлом I, то ли заболев, то ли притворившись, находился в сумасшедшем доме при Обуховской больнице. По ходатайству И. В. Лопухина он был освобожден одновременно с Н. И. Новиковым и поселился в доме Лопухина в Москве. При Павле I снова была разрешена деятельность масонов, открыт орден свободных каменщиков. Одну из главных своих задач масоны видели в служении «российскому отечеству» и «христианству вообще» с помощью издания душеспасительных книг, противостоявших «адской волне вольнодумческих и безбожных книг, прорвавшейся тогда со всех сторон»^{310}. Этому посвятил себя и Невзоров. Хотя он был посредственным поэтом, но тем не менее издал «Сборник собственных стихотворений». Он знал иностранные языки и всю жизнь занимался переводами. Склонность к проповедничеству проявилась в изданной им книге «Притчи, или Изречения Секстин Пифагорейца» (1801).

В 1813 и 1814 гг. в отсутствие редактора М. Г. Гаврилова Невзоров издавал вместо него журнал «Исторический, статистический и географический журнал, или Современная история света». В этот период все статьи о Наполеоне, о состоянии европейских государств, о доходах Франции, об испанской конституции, о Голландской республике были написаны Невзоровым или сопровождались его рассуждением.

Попечитель университета М. Н. Муравьев хотел, чтобы университет издавал журнал для детей. Издание его взял на себя Невзоров. Журнал «Друг юношества» начал выходить регулярно с 1807 г. объемом в 8—10 листов. Всего вышло 100 книжек. Денег на издание у Невзорова не было. В первое время их давал отставной бригадир В. В. Чулков, затем И. В. Лопухин. Получаемая прибыль Невзоровым раздавалась неимущим, часто журнал распространялся бесплатно.

Журнал по своему характеру был близок к изданиям масонов. Лопухин считал его единственным пригодным для христианского чтения. В нем помимо сочинений и переводов самого издателя печатались и статьи Лопухина.

В подготовке журнала в 1807–1809 гг. участвовали М. И. Багрянский и Д. И. Дмитревский. В журнале должны были печататься статьи, подготавливавшие к пониманию политической и естественной истории, физики, географии, статистики, приучающие к выполнению домашних и хозяйственных упражнений. Для оживления повествования текст должен был даваться в виде занимательных рассуждений, жизнеописаний знаменитых людей, повестей, сказок, басен, разговоров и кратких драматических представлений. Многое заимствовалось у зарубежных авторов. В журнале печатались сочинения детей. Но постепенно журнал ограничился «сообщением» познаний и правил нравственности. Невзоров не принимал для публикации эпиграмм, сатир, комедий, романов. Среди молодежи ходил каламбур «Максим Невзоров — писатель вздоров».

Невзоров задумывался над тем, почему журнал не заслужил «благоволения публики, и объяснял себе это тем, что читатели «любят то, что льстит» их чувствам, приятно и нравится слабостям». Но он считал себя «другом юношества», заботящимся о сердечном воспитании, а не льстящим своим читателям. По его мнению, «без сердечного воспитания просвещение разума не значит ничего, и все… сочинения, сколько бы… их ни написали, стихотворные или прозаические, будут не что иное, как только трень-брень с бирюльками»^{311}. Современники отмечали и ум, и образованность Невзорова, его благородные цели, которые он преследовал при издании журнала, но известные писатели в журнал своих сочинений не присылали.

Невзоров дожил до возрождения масонского движения (умер в 1827 г.), но не принял его, так как считал, что оно далеко от сущности христианства. Славянофильская редакция «Русской беседы» писала о нем: «Он видел, он чувствовал ложь цивилизации, жаждал истинного просвещения и не умел отыскать его начал. Он был только отрицателем эпохи, которая сама коренилась единственно в отрицании»^{312}. Славянофилы видели в Невзорове своего предшественника.

Среди издателей первой половины XIX в. встречались имена, казалось бы, случайные, но в то же время они характеризовали процесс распространения просвещения, просветительские тенденции в российском обществе. В цензурный комитет обращались за разрешением издать свои или чужие сочинения представители как высших слоев общества, так и самых низших, крепостных. Например, крепостной дворовый человек Вячеслав Степанович Желнобов из Симбирской губернии, Алатырского уезда, вотчины князей Тенишевых, села Сутяжного, просил разрешить ему издать сочиненную им сказку «Лисица и дурак»^{313}.

Граф Федор Толстой 2 июня 1839 г. просил разрешить ему напечатать «стихотворения графини С. Ф. Толстой, переведенные с немецкого и английского языков г-ном Лихониным», и ее биографию, написанную им самим. Толстой уверял, что книга будет печататься только для него и «для самого малого числа ближайших родственников»^{314}.