Читаем Книжная Москва первой половины XIX века полностью

Наиболее активными издателями были студенты Московского университета. Студент Николай Муравьев в 1828 г. ходатайствовал о разрешении издать сочиненную им повесть в стихах «Киргизский пленник»{315}. Среди изданий студентов сочинения самые разнообразные. Например, в 1828 г. были изданы «Сельская жизнь и природа» (в стихах, соч. Дьячкова); «Донуяр. Турецкая повесть, из лорда Байрона» (пер. с франц, студента П. В. Шереметьевского, 42 стр. тираж 1,2 тыс. экз.); «О непроизвольном излиянии семени и о спасительных средствах противу оного» (пер. с нем. студента В. Гребовского, 161 стр., тираж 1,2 тыс. экз.); «Начальные основания политической экономии, или Дружеские беседы» (пер. с франц, студента Арефьева, 347 стр., тираж 1,2 тыс. экз.).

Издательская деятельность учителей средних учебных заведений была близка к издательской деятельности профессоров университета. Учитель латинского языка Московской губернской гимназии Л. Лейбрехт был автором и издателем многочисленных грамматик и хрестоматий латинского и немецкого языков.

Среди книготорговцев, выступавших в роли издателей, было много мещан, между которыми шла постоянная торговля правами на издание той или иной книги. Приобретя у автора рукопись, издав ее один или два раза, книготорговец потом мог продать право на ее издание. Так, московский мещанин М. К. Овчинников уступил мещанину И. И. Ступину принадлежащее ему право на книгу «Низверженный Мамай» (соч. И. Михайлова){316}. Мещанин Соболев свое право на книгу «Самовернейший астрономический телескоп» (сост. магистр Бранкевич, ч. 1–3, 344 стр.), уже изданную им р 1828 г. тиражом 3 тыс. экз., передал мещанину П. А. Вавилову, а тот в свою очередь — известному библиографу С. А. Соболевскому, и получил за это 70 руб.{317}.

В роли издателей могли выступать и работники типографий. Например, помощник начальника Университетской типографии А. Д. Сущов помимо выполнения прямых обязанностей был и издателем. И. М. Снегирев писал о нем: «Оборотливый помощник начальника типографии, А. Д. Сущов, напечатал в ней на свое иждивение много дельных и любопытных книг»{318}. Но «своего иждивения» у Сущова как раз и не было. После его смерти в 1816 г. оказалось, что он должен университету 5806 руб. 85 коп., куда входили, в частности, суммы, не выплаченные университету за печатание книг с 1812 г. Он остался должен Академии наук за присланные ему для распространения календари и атласы. И при этом все его имущество было описано на сумму 175 руб. 77 коп. К этой описи нужно прибавить находившиеся на казенной квартире Сущова в доме Университетской типографии модели типографского и фигурного станов, стоившие не менее 400 руб., и 2666 непроданных томов книг, записанных на его имя в университетской книжной лавке и пошедших в уплату долга{319}.

Цензура


Влияние политики царского правительства на издательское дело осуществлялось прежде всего через цензуру. В 1804 г. был принят первый цензурный устав, один из самых либеральных, тах{ как он создавался в благоприятных для развития просвещения и книгоиздания условиях. Непосредственными составителями цензурного устава были академики Н. Я. Озерецковский и Н. И. Фус, которые считали: «Разумная свобода книгопечатания… обещает следствия благие и прочные; злоупотребление же ея приносит вред только случайный и скоропреходящий». Ограничение свободы книгоиздания «истребляет искренность, подавляет умы и, погашая священный огонь любви к истине, задерживает развитие просвещения». Истинного успеха в просвещении «можно ожидать только там, где беспрепятственное употребление всех душевных способностей дает свободу умам, где дозволяется открыто рассуждать о важнейших интересах человечества, об истинах, наиболее дорогих человеку и гражданину»{320}.

Цель составителей устава заключалась в устранении всего, что могло препятствовать «невинному пользованию правом мыслить и писать». По уставу цензоры при просмотре рукописей должны были руководствоваться «благоразумным снисхождением, удаляясь всякого пристрастного толкования сочинений». Здесь впервые были сформулированы законы о цензуре; вся цензура была сосредоточена в университетах. Но уже после выхода устава правительство запретило печатать критику на чиновников, неблагоприятные отзывы о Наполеоне, рассуждения о политике, конституции, обо всем, что касалось правительства, объясняя это тем, что правительству «лучше известно, что и когда сообщать публике».

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

История / Образование и наука / Публицистика
Маршал Советского Союза
Маршал Советского Союза

Проклятый 1993 год. Старый Маршал Советского Союза умирает в опале и в отчаянии от собственного бессилия – дело всей его жизни предано и растоптано врагами народа, его Отечество разграблено и фактически оккупировано новыми власовцами, иуды сидят в Кремле… Но в награду за службу Родине судьба дарит ветерану еще один шанс, возродив его в Сталинском СССР. Вот только воскресает он в теле маршала Тухачевского!Сможет ли убежденный сталинист придушить душонку изменника, полностью завладев общим сознанием? Как ему преодолеть презрение Сталина к «красному бонапарту» и завоевать доверие Вождя? Удастся ли раскрыть троцкистский заговор и раньше срока завершить перевооружение Красной Армии? Готов ли он отправиться на Испанскую войну простым комполка, чтобы в полевых условиях испытать новую военную технику и стратегию глубокой операции («красного блицкрига»)? По силам ли одному человеку изменить ход истории, дабы маршал Тухачевский не сдох как собака в расстрельном подвале, а стал ближайшим соратником Сталина и Маршалом Победы?

Дмитрий Тимофеевич Язов , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / История / Альтернативная история / Попаданцы