Книжная Москва первой половины XIX века

Главное управление цензуры относилось к московским издателям и Московскому цензурному комитету с недоверием, чему способствовал и донос в III Отделение, поступивший в 1827 г. на издателя «Московского телеграфа» Н. А. Полевого. По некоторым предположениям, донос был послан Ф. В. Булгариным. В нем говорилось: «Москва есть большая деревня. Там вещи идут другим порядком, нежели в Петербурге, и цензура там никогда не имела пи постоянных правил, ни ограниченного круга действия. Замечательно, что от времени Новикова все запрещенные книги и все вредные, ныне находящиеся в обороте, напечатаны и одобрены в Москве. Даже «Думы» Рылеева и его поэма «Войнаровский», запрещенные в Петербурге, позволены в Москве. Все запрещаемое здесь печатается без малейшего затруднения в Москве. Сколько было промахов по газетам и журналам, то всегда это случалось в Москве. Все политические новости и внутренние происшествия иначе понимаются и иначе толкуются К Москве, даже людьми «просвещенными. Москва, удаленная от центра политики, всегда превратно толковала происшествия, и журналы, выбирая даже статьи петербургских газет, помещают их часто столь неудачно с пропусками, что дела представляются в другом виде. Вообще московские цензоры, не имея никакого сообщения с министерствами, в политических предметах поступают наобум и часто делают непозволительные промахи»^{340}.

Из московских цензоров мало кто сумел избежать опалы. Не помогли ни усердие, ни осторожность.

Поводом к тому, чтобы за журналами была установлена еще и цензура III Отделения, послужила невинная статья в мартовской книжке московского журнала «Атеией» за 1829 г. «Антропологическая прогулка», где были строки о гвардейских офицерах, которые «убивают целые дни в самых пустых занятиях». За эту статью Бенкендорф «изобличил» известного ученого М. Г. Павлова в «невежестве», а цензора В. В. Измайлова, известного писателя, признал просто «глупым»^{341}.

Чтобы цензоры не теряли бдительности, они регулярно получали предупреждения вроде циркуляра от 9 февраля 1832 г., в котором Главное управление цензуры уведомляло Московский цензурный комитет, что А. X. Бенкендорф «неоднократно имел случай заметить расположение издателей московских журналов к идеям вредного либерализма» и особенно этим отличались журналы «Телескоп» и «Московский телеграф»^{342}. И цензоры старались. 5 мая 1833 г. цензор Л. А. Цветаев в рукописи «О государственном кредите» (имя автора не указано) нашел «несколько резких мыслей»; автор их исправил, но Л. А. Цветаев тем не менее сомневался одобрять рукопись, так как «предмет, в оной излагаемый, есть один из важнейших в государственном управлении»^{343}. Цензор В. Н. Лешков 18 июня 1848 г. писал в цензурный комитет, что у него пет возражений против книги П. А. Иовского «Замечания о современной политике», но вызывает сомнение название, которое может «возбудить особенное внимание в читающей публике и подать повод к частым подобным вопросам»^{344}. Министр народного просвещения поддержал цензора.

О цензоре С. Н. Глинке К. А. Полевой, участвовавший вместе с братом в издании «Московского телеграфа», писал, что он «не годился в цензора», так как, когда от них «требовали мелочной внимательности, и они не имели никаких определенных правил, что можно и чего нельзя было дозволить к обнародованию», Глинка заявлял: «…как можно судить мысль и намерение человека?.. В самых невинных словах может быть злое намерение; а как я угадаю это?» Глинка «выражал этим мысль справедливую в обширном смысле; но был несносен тем, что вследствие своих убеждений и своего характера подписывал все, не читая!»^{345}. А убеждение его заключалось в следующем: «Горе тому обществу, где из мухи делают слона и где, развязывая умы, усиливаются сковать их цепями»^{346}.

Глинка не раз наказывался за пропуск довольно безобидных статей. Например, он и Н. А. Полевой получили строгий выговор за то, что в «Московском телеграфе» (№ 14, 1828) была опубликована статья «Приказные анекдоты», в которой рассказывалось, как иногда приказные чиновники проводят и обманывают мало знающих дела губернаторов.

Бенкендорф распорядился арестовать цензора С. Н. Глинку за пропуск статьи в «Московском вестнике» (№ 1, 1830), где были напечатаны три заметки С. Т. Аксакова, из которых одна осмеивала какого-то министра, дававшего рекомендацию чиновнику. В середине 1830 г. Глинке пришлось высидеть на гауптвахте вторично за стихи в альманахе «Денница» М. А. Максимовича, которым Главным управлением цензуры было дано «противоправительственное толкование». Вскоре Глинка был отстранен от должности цензора, как писал он сам, за публикацию брошюры на французском языке, в которой он критиковал закон о журналах, существовавший во Франции, тем самым как бы подвергая сомнению и существующий в России.