– Ну, как же. Мы беседовали в этом же кабинете. Обсуждали первые главы «Звонкого ветра». Вы тогда сказали, мол: – «Японская гейша, появляющаяся не пойми и откуда, является отличной находкой. Молодец, Серж! Развивай японскую линию и дальше. Подумай об эротических ответвлениях. Пусть Главный герой слегка приударит за этой узкоглазой красоткой…».
– Неужели? – изобразив характерный «ленинский прищур», слегка засмущался Сан Саныч. – Действительно, говорил?
– Говорили. Честное слово.
– Бывает, конечно. По первым главам создалось одно впечатление. По прочтению же всего текста – прямо противоположное…. Ладно, двигаемся дальше. Есть несколько глав, которые вызывают откровенное удивление и недоумение.
– Например?
Небрежно пролистав распечатанный текст, Мазур объявил:
– Возьмём, ради примера, главу, в которой герои посещают Стокгольм. То есть, приплывают – с дружеским визитом – к шведскому королю Карлу Двенадцатому…. Сейчас, сейчас. Ага, нашёл. Итак, сперва я зачту главу, а потом – торжественно и планомерно – разгромлю её.
– Зачитывайте, громите…
Шестой параграф. Король Карл Двенадцатый
В первой королевской карете разместились мужчины – Ерик Шлиппенбах, Егор, а также Людвиг и Томас Лаудрупы. Во второй карете следовали Санька и Гертруда – в сопровождении всех детей, включая крошечную Лизу Бровкину. Пять рослых и широкоплечих шведских драгун – на мосластых коняшках – размеренно трусили впереди карет, ещё пятеро замыкали походную колонну.
– Куда мы направляемся, генерал? – от нечего делать спросил Егор. – Разве, не в королевский дворец?
– Король с самого детства чурается своего дворца, – с нотками гордости в голосе ответил старый неисправимый романтик. – Он предпочитает заброшенные и неухоженные рыцарские замки, грубые охотничьи домики, походные биваки у жарких армейских костров…. Сейчас мы направляемся в знаменитый Кунгсерский лес[2]
, где выстроен неплохой бревенчатый замок. По крайней мере, просторный и оригинальный…Егор с живым интересом рассматривал Стокгольм, неторопливо и величественно мелькавший за окошками кареты. Длинные аллеи и обширные цветочные скверы, улочки, расходящиеся в разные стороны – прямыми лучами – от королевского дворца. Над булыжными мостовыми таинственно нависали, слегка приглушая дневной свет, старинные массивные и коренастые дома.
– Эта часть города очень и очень древняя, – любезно пояснил Шлиппенбах. – Она называется – «Гамла Стан».
– Очень красиво и симпатично, – согласился со шведом Лаудруп, ранее уже посещавший Стокгольм. – И очень чисто. Прямо-таки, неправдоподобно чисто…
Кунгсерский лес оказался великолепным столетним бором, в котором – между пышными белыми мхами – задумчиво шумели на ветру шикарные корабельные сосны.
Над весёлым водопадом, с грохотом низвергавшимся в глубокое ущелье, возвышался симпатичный бревенчатый дом, вернее, некое подобие рыцарского средневекового замка – с многочисленными башенками и бойницами.
Не доезжая до замка метров шестьсот пятьдесят, кареты остановились. Здесь просёлочная дорога резко обрывалась, дальше гостям предстояло идти пешком – по узкой, но хорошо натоптанной тропе.
Возле высокого крыльца размещались просторные железные клетки, в которых угрожающе порыкивали шесть разномастных полугодовалых медвежат.
– Ой, мишки, мишки! – звонко закричала Катенька. – Папа, можно их погладить?
– Нельзя, – строго ответил Егор, на руках у которого дремала маленькая Лиза Бровкина, утомившаяся в пути. – Зверь – всегда зверь. Даже если он маленький. Руку откусит в одно мгновенье, а ты и не заметишь.
– Ну, тогда и ладно, – покладисто согласилась дочка. – Обойдём опасных мишек сторонкой.
Со стен столового зала бревенчатого замка на вновь прибывших путешественников смотрели – печальными стеклянными глазами – головы благородных оленей, лосей, косуль и диких кабанов. В массивном камине, не смотря на летнее время, лениво и вальяжно потрескивал яркий огонь. На многочисленных полках и полочках красовались искусно сработанные чучела самых разных птиц: гусей, лебедей, уток, аистов, глухарей, тетеревов…
– Красивые какие, – непосредственный Петька тут же ловко залез на высокий табурет и принялся с интересом ощупывать чучело большой полярной совы.
А Томас Лаудруп – без промедлений – бросился к дальней стене зала, густо увешанной разнообразным холодным и огнестрельным оружием, и, не тратя времени даром, вытащил из ножен, украшенных драгоценными камнями, кривую арабскую саблю, чей булатный клинок тускло отливал благородной синевой.
– Дети, прекратите немедленно! – рассерженной гусыней зашипела на английском языке Гертруда. – Мальчики из приличных семей так себя не ведут…
– Ведут, ведут. Ещё как – ведут, – насмешливо заверил всех ломкий юношеский басок, и из боковой двери показался – под ручку с ослепительной черноволосой красавицей, разодетой по последней парижской моде – король Карл Двенадцатый.