Книжные хроники Анимант Крамб

Что я мучилась, пытаясь оставить все позади, выбить из головы этого человека и мою ужасную влюбленность. А теперь он сказал мне, что не может жить без меня. Это было разочаровывающе и восхитительно одновременно, и я пребывала в каком-то шоковом состоянии, что не могла даже отреагировать на это.

– Вы серьезно? – медленно вырвалось из моих уст, и он сделал шаг ближе ко мне. – И вы всерьез говорите сначала о свободном рабочем месте? – возмущенно спросила я, потому что не могла понять, почему он причинил мне этим боль только для того, чтобы после этого признаться мне в своей привязанности.

– Для меня это не так просто, – воспротивился Томас, уклоняясь от моего взгляда. – Хватит и того, что мне потребовалось три месяца и пинок от твоего брата, чтобы вообще появиться здесь. Как же мне произнести такие слова? – пояснил он, и с каждым словом его голос становился все ворчливее. Но потом он покачал головой и стал обыскивать карманы пальто, пока не нашел записку и не развернул ее.

Он прочистил горло и осмотрелся. И тут я тоже заметила людей, которые тем временем собрались вокруг нас. За нашей беседой давно уже следили не только Кассандра, Джулия и Милдред, но и многие другие, кто в этот день гулял по парку, и даже те, которые буквально выходил из близлежащих домов только для того, чтобы посмотреть, что здесь происходит.

– Надеюсь, ты знаешь, что я не романтик и не особо многословен. Но я написал стихотворение, которое прочитаю тебе, если ты пожелаешь, – объяснил мне Томас, и у меня невольно выступил румянец.

– Нет, только не это! – крикнула я резче, чем предполагала, и мое сердце так сильно стучало о грудную клетку, что, казалось, оно вот-вот выскочит наружу. – Для этого у меня слишком мало романтических черт, чтобы я позволила вам еще больше смутить нас на публике.

Томас красноречиво посмотрел на меня, глубоко вдохнул и убрал записку обратно в карман пальто. Он нервничал, и я тоже ощущала дрожь своего тела до самых кончиков пальцев.

И все же я все еще злилась на него. Он любил меня, черт возьми. Наверное, он тоже любил меня все это время, и я нисколько не ошиблась. И это сделало мой вынужденный отъезд три месяца назад еще более жестоким. Этот подлец!

– Хорошо, тогда остается только одно, что я должен тебе сказать, и ты должна знать, что я серьезен, – сказал он, подходя ко мне. Очень медленно, шаг за шагом, он сокращал расстояние между нами. – И, клянусь, я совершенно уверен, что больше не буду искать оправданий, чтобы внушить себе, что тебе было бы лучше жить без меня, – продолжил он, остановившись всего на расстоянии вытянутой руки от меня.

Мне пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него, и мне было невероятно трудно продолжать сохранять свой гнев на него. Его взгляд смягчился, и я уже не могла отвести глаз.

– Анимант Крамб, хочешь ли ты стать моей женой? – совершенно серьезно спросил он, и у меня перехватило дыхание, мысли путались, и я в приступе упрямства просто отказалась сказать «да».

Я не могла себе объяснить, как мне вдруг пришла в голову такая четкая мысль, но я была полна решимости отплатить ему за то, что он заставил меня страдать три месяца, прежде чем пришел сюда, чтобы спросить меня об этом.

– Есть условия, Томас! – довольно резко вырвалось из моих уст, и я могла заметить, как ему пришлось судорожно сглотнуть. – Я больше никогда, – сказала я, – никогда, – повторила я, чтобы это стало предельно ясно, – не ступлю ногой в архив! – закончила я свою фразу, гордо выставив вперед подбородок, и полная решимости не отказываться от своих слов.

И уголок рта Томаса скривился в тайной усмешке.

– Никогда, – поклялся он мне, преодолевая расстояние между нами, ухватив за талию, притягивая меня к себе, а потом, как во сне, прикоснулся своими губами к моим и поцеловал.

Мое упрямое сопротивление растаяло под его прикосновением, когда его руки сомкнулись вокруг моей талии, и он прижал меня к себе совсем близко. Его губы были такими нежными, что у меня подогнулись ноги, а по всему моему телу плясали бабочки, так что каждый миллиметр моей кожи начало покалывать. Фейерверк чувств бушевал в моем животе, когда его губы касались моих, а за моими закрытыми веками появлялись темные пятна, потому что от волнения я забывала дышать.

Громкий звук достиг до моего уха и так внезапно вернул меня к реальности, что я испуганно втянула воздух. Томас тоже ошеломленно поднял голову, и тут я поняла, что это за все еще продолжающийся шум.

Это были аплодисменты. Люди, которые следили за нашим довольно детальным представлением, хлопали и кричали, свистели и топали. А быстрый взгляд в сторону показал мне, что Джулия рядом с нами даже упала в обморок.

Однако Томас не отпускал меня. Его руки все еще лежали на моей талии, держа меня в таком чудесном объятии, что я даже не видела предлога когда-либо вырваться из них.

Так как Томас Рид, библиотекарь и ворчун, любил меня, и только это имело значение.

Я спрятала лицо у него на груди, никому не показывала румянца, заставлявшего мои щеки гореть, и вдруг подумала о матери.

Потому что как мне теперь ей это объяснить?