То, что Шмерке из сироты стал писателем, далеко не типично: его младший брат выучился на слесаря и даже газеты читал редко – тем не менее в Вильне, с ее прозванием Литовский Иерусалим, где книги и ученость пользовались всеобщим уважением, эта история была отнюдь не исключительной. Всевозможные учебные заведения, такие как Талмуд-тора и вечерняя школа Переца, превращали уличных ребятишек в ненасытных читателей. Впрочем, что касается Шмерке, его связи с книгами носили более глубокий характер. Он понимал, что именно книги спасли его от преступности и безысходности. Нужно было как-то отплатить им за это одолжение – хотя бы спасти их от уничтожения, когда потребовалось.
Глава вторая
Город книги
Шмерке Качергинский любил хвастаться своим городом перед еврейскими писателями и интеллектуалами, приезжавшими погостить из Варшавы или Нью-Йорка. Случалось, он являлся без предупреждения к ним на порог или в гостиничный номер с предложением показать главные достопримечательности. Население Вильны составляло 195 тысяч человек, 28,5 % из них были евреями. Это была четвертая по численности еврейская община в Польше (после Варшавы, Лодзи и Львова), в культурном же отношении Вильна была столицей восточноевропейского еврейства, Литовским Иерусалимом[17]
.Согласно легенде, Вильна приобрела этот почетный титул еще в XVII веке, когда ее попросили стать членом Литовского Ваада – совета еврейских общин Великого княжества Литовского. Более древние общины Гродно, Бреста и Пинска отказались дать ей место за столом, усмотрев в ней молодого выскочку, мелкого и ничем не примечательного. В ответ главы виленской общины написали прочувствованное письмо, где отмечалось, что у них в городе проживают 333 человека, которые знают наизусть весь Талмуд. Авторы письма подчеркивали символическое значение этого числа. На иврите у каждой буквы алфавита есть численное значение (алеф – 1, бет – 2 и т. д.), а 333 соответствовало слову «снег», шелег. Вильна, писали они, столь же чиста и незапятнанна, как свежий снежный покров.
Члены совета изумились и устыдились. У них в общинах набиралось едва ли по дюжине ученых людей, которые знали Талмуд наизусть. Один из раввинов встал и провозгласил: «Вильну надлежит принять в совет. Она есть Литовский Иерусалим»[18]
.Прежде чем начать экскурсию, Шмерке излагал гостям из Америки основные факты: Вильна расположена между Варшавой и Санкт-Петербургом (Ленинградом), последние четыреста лет находится под польским либо русским правлением. Однако в Средневековье Вильнюс – так именовался город в те времена – являлся столицей Великого княжества Литовского, могучего государства, занимавшего территорию от Балтийского до Черного моря и включавшего значительную часть Белоруссии, Польши и Украины. Жители этого города были в свое время последними язычниками Европы; в католицизм их крестили только в 1387 году, а говорили они на литовском, не славянском языке, тесно связанном с санскритом.
Потом соседи Литвы начали расширять свои владения и брать под контроль литовские города. В 1569 году Великое княжество вошло в состав Польши, что повлекло за собой насаждение польского языка и культуры. Вильнюс превратился в Wilno, польский университетский город и центр польского книгопечатания. В 1795 году воспоследовало русское завоевание – последняя стадия раздела Польши, название города теперь писалось на кириллице, а сам он стал губернской столицей на северо-западной оконечности Российской империи. Власти сделали русский единственным языком школьного образования, превратили многие католические храмы в православные. После 125 лет русского правления, когда улеглась пыль Первой мировой войны, город снова стал польским.
Однако сколько бы ни менялась власть, евреи продолжали называть этот край Литвой, а Вильну – ее Иерусалимом.
Свою довольно своеобразную экскурсию Шмерке начинал у собора, общепризнанного центра города, расположенного неподалеку от реки Вилии. Внушительная постройка стоит на том месте, где литовцы приняли католицизм – здесь они крестились в речных водах. Старое языческое капище было разрушено, а на его месте возведен собор.
Шмерке указывал на фигуры святых, украшающие здание снаружи, в их числе – Моисей, изображенный в полный рост, с длинной бородой и рогами[19]
, и с Десятью заповедями в руках: он помещен на фасаде у самого входа. Моисею редко отводится столь почетное место, и это породило среди виленских евреев легенду: зодчий собора, итальянец, был выкрестом. Создав фигуру Моисея, художник объявил, что намерен начать работу над последней скульптурой – образом самого Бога. Однако, когда он приступил к исполнению этого дерзкого замысла, на город внезапно налетела буря, художника сбросило с лесов, и он погиб. Статуя Моисея взирала на него в гневе, указывая пальцами на вторую заповедь: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху»[20].В Вильне даже к собору прилагалась своя, еврейская, повесть.