Книжные люди. Кто создает, продает, продвигает книги в России?

До седьмого класса я каждый год получал похвальные грамоты за отличную учебу. А после мы переехали в другой город, там начал уже погуливать. В десятом классе снова взялся за ум. Я человек увлекающийся, но не сильно. В выпускном классе учился хорошо. Это был 1946 год, есть было нечего. Окончил школу с серебряной медалью и поступил в Московский нефтяной институт им. И. М. Губкина. Помню, как залезали через забор в парк Горького – любили здесь гулять. Да и диплом тоже здесь отмечали. О чтении

В обществе постепенно падает потребность в книге. Многие книжные магазины находятся на грани рентабельности, их существование становится невыгодным. Что происходит, на ваш взгляд?

К сожалению, ни наука, ни практика, ни отдельные умы на этот вопрос ответить не могут. И я не могу. Хотя это главное, из-за чего мы не можем сказать, что мы ведем пропаганду чтения. Я спросил у Е. И. Кузьмина, нельзя ли перейти к какой-то прагматической программе? Вот, например, первый класс в школе. Учитель уже знает, кто любит читать, а кто нет. Вот если бы мы поставили себе задачу не в масштабах страны, а в масштабах одного класса добиться того, чтобы через год еще два ребенка пристрастились к чтению, а еще через год – еще три, и чтобы к 5–6-му классу сформировались большие читательские группы, на которые уже можно было бы опираться… Самая главная трудность заключается в вопросе, который я сам часто задаю: что произошло? В 1986 году я пришел в Книжную палату. Мы начали перестраивать Госкомиздат. И вот тогда решили, что надо добиться, чтобы у нас был полностью удовлетворен спрос на книгу. Тогда мы выпускали 2 млрд экземпляров книг, население было примерно 200 млн, то есть по 10 экземпляров на человека. Выдвигались чудные теории: например, создать книжное ядро, 500 книг, которые ты прочитал и считаешь, что ознакомился со всем тем, что человечество хотело выразить. Был такой социолог Сергей Николаевич Плотников. Он придумал байку о том, что Николай Александрович Рубакин сказал, сколько человеку надо прочитать книг в жизни. Предположим, человек читает 50 лет, самый активный читательский возраст – с 10 до 60 лет. Читает он по книге в месяц. За год – 12 книг. За 50 лет – 600 книг. Больше он не сможет прочитать. И вот хотели собрать 600 рекомендованных книг. И чем это закончилось?

Да превратилось в ходячий анекдот.

И сейчас мы пришли опять к такому же рекомендательному списку. Идея ведь в принципе хорошая. Может быть, человек из двадцати рекомендованных фильмов посмотрит один, из пятидесяти книжек прочитает три. Но отсюда может начаться интерес к чтению.

Да, должна быть мотивация. И эта проблема стоит во всем мире – почему вдруг книжки вышли из моды.

Но у нас ситуация гораздо хуже.

Я не соглашусь. У нас с чтением дело обстоит более-менее нормально.

Награда конкурса «Ревизор» – «Легенда книжной индустрии» (2014 год)

Как же нормально, если тиражи скатились порой до 500–1000 экземпляров? В США есть тиражи в десятки миллионов. Например, директор Национального резервного банка издал мемуары тиражом 12 млн экз. И тиражи в 1–2 млн – это не что-то особенное. В Америке много организаций, которые занимаются пропагандой чтения.

Меня выводят из меридиана, как говорят моряки, слова «пропаганда чтения». Какое-нибудь другое нашли бы словосочетание, более человечное. Самое главное – ответить на вопрос, почему это произошло. Ведь, может, это происходит и сейчас, незаметно для нас, но уже ощутимо в глобальном масштабе. Происходит переход от письменной культуры: к чему – пока непонятно, к какому-то иному виду коммуникаций. Вот даже если посмотреть на трансформацию гаджетов: только недавно все кричали про ридеры – все, уже их век закончился; сейчас планшеты, мобильные устройства главным образом. Но я уверен, что и они будут вытесняться другими, еще более совершенными устройствами.