– У нас здесь свой особый климат, – небрежно заметил седой монах. – Вы так удивленно схватились за перила, что я счел нужным пояснить. Обитель построили на горячих подземных источниках. Все сперва удивляются.
Монастырь внутри оказался еще больше, чем представлялся снаружи. Под землю он уходил едва ли не на столько же метров, насколько взметался в небо. Чем ниже Минж с высоким седовласым спутником спускались, тем жарче становилось. Бывший чаесборец давно положил свой дорожный плащ в котомку за спиной, но все равно покрылся капельками пота. На самых нижних этажах готовили еду и стирали одежду: в пузырящуюся и кипящую воду небольших озер кидали вещи и тыкали ткани палкой, сдабривая каким-то благоухающим порошком из толченых растений. Дымящиеся горшочки с ароматными блюдами доставали из отверстия в скале деревянными щипцами. По-видимому, подземные источники подавали по стенам слишком уж горячий пар. Люди выглядели довольными, сытыми и прямо-таки с любовью выполняли свой долг. На средних уровнях, ближе к поверхности, рассредоточенная группа монахов в серых одеждах начищала выложенный каменными плитами пол. Минж обратил внимание, что люди на кухне были одеты в белые одежды, а те, кто стирал, – в черные. Его спутник же был облачен в голубой наряд, в цвет глаз. Очевидно, цвет означал принадлежность к роду деятельности. Словно прочитав мысли новенького, сопровождающий произнес:
– Служители порядка носят серое, чтобы взметающиеся клубы пыли были не так заметны. Служители тела одеты в белое, чтобы мы всегда видели, что принимаем чистую, не запятнанную грязью пищу. Те, кто занимается одеяниями, предпочитают черное, так как материал, из которого делают одежду, наиболее невосприимчив к воде. Сейчас я покажу наши отхожие места. Как вы, вероятно, догадались, работники отхожих мест облачаются в коричневое… Впрочем, у нас нет жестких требований относительно цвета одежды. Вы можете выбрать рубашку и штаны любого цвета. Некоторые так и делают, – монах остановился, часто заморгал и протер глаза, – только все равно быстро понимают, что гораздо удобнее носить одежду своего цвета. Единственный цвет, который вы не можете себе позволить, если не служите Ритуальным, – это лазурный. Священный оттенок, дозволенный лишь тем, кто выполняет прямую волю Творца.
Минж кивнул и задумался. Сегодня он видел много, действительно много полезных дел. Вот только он уже знал, чему хочет себя посвятить.
Провожатый представился уже в келье – оказывается, его звали Эрик. Ритуальный лишь слегка приоткрыл завесу между священным миром поклонения Всевышнему и миром обыденным и позволил посмотреть часть одного из обрядов. Эрик затерялся среди ярких синеватых пятен. Минж лишь мельком увидел, как начался сакральный танец. Закружились длинные одеяния, в которых терялись фигуры, но оставался лишь цвет… и свет. Цвет собирался в неясные силуэты и рассыпался васильками по полю. Цвет соединялся в небесное полотно, чтобы затем упасть вниз бескрайним соленым морем…Вот это служение Творцу, это достойная похвала его деяниям! Эрик отделился от остальных, не нарушив магию движения, и вернулся к будущему монаху, ничуть не запыхавшийся.
– Кем вы были раньше? – Эрик жестом пригласил Минжа следовать за собой, выводя короткой дорогой к спальням.
– Я выращивал и собирал чай. Но я бы хотел другую жизнь. С превеликим удовольствием я бы восславлял деяния нашего Творца, как Вы…
Священнослужитель надолго затянул молчание.
– К этому нужно прийти – к ритуальному служению… сначала мы ожидаем простого послушания в простых мирских делах. Я думаю, вам бы подошла должность Агрария. Вы видели, какие у них красивые зеленые робы? Я же заметил, как зажглись огнем узнавания ваши глаза, когда вы увидели, как мы растим пищу в пещерах подземелий…
Минж кивнул. Он не привык спорить.
– Да, это не совсем то, чего вы ожидали. Вот только почти все хотят восславлять деяния Творца и мало кто хочет работать. А ведь кому-то нужно! Но знаете, уже через несколько недель каждый счастлив на своем месте и чувствует себя полезным. Я еще ни разу не ошибся, – Эрик подмигнул и серьезным тоном добавил: – И потом, в будущем, вы сможете присоединиться к священнослужителям. Но только когда будете готовы. Если вы готовы вступить в ряды Аграриев и стать одним из нас, то я буду к вам обращаться на «ты».
Минж выразил свое согласие, в который раз ощущая непонятную душевную пустоту. Это напоминало знакомую мелодию, которую хочешь, но не можешь, вспомнить и лишь улавливаешь тонкие ноты скрипки. Это было похоже на шепот голоса, что ты не должен был услышать. Ты хватаешься за это ощущение, но оно уплывает, а чувство неслучившегося никуда не уходит. Что должно было произойти, но так и не случилось? Кем он не стал? Чего же он лишился или, может, не чего, а кого?