Книжный червь

Футболка эта ему давно разонравилась - он стал ее стесняться. На футболке жирным шрифтом было написано: "Книжный червь", чуть ниже шли первые две строки "Илиады", а еще ниже, маленькими буквами - надпись: "Трепещи!". Футболки вроде этой носят по молодости лет, когда хотят бросить вызов миру. Как-то в он сидел в недорогом ресторанчике - из тех, где обеды и пиво, - так некая дама, завидев его футболку, закатила целую лекцию о стиле в одежде. Не помогло даже то, что, слушая ее сентенции, он демонстративно читал две книги одновременно. Когда после настойчивых распросов леди выяснила возраст футболки - 12 лет, на лице ее изобразился неподдельный испуг. Футболку он так и не выбросил. Нехорошо выбрасывать одежду, которую еще можешь носить, а этой футболке, как на зло, не было сносу. Главное - всегда почему-то именно так и бывает...

Перед ним стоял выбор: пойти в "Парамаунт", благо до него отсюда рукой подать, и быстренько там ополоснуться, или же пойти в "Сильвану". В "Сильване" можно по настоящему помыться - у них был душ, но за это он должен будет вымыть полы и смахнуть пыль с книг. В "Сильване" было множество книг и стояли они так, что стирать с них пыль было на редкость неудобно. К тому же все эти книги он уже давно прочел, так что не было никакого смысла усложнять себе жизнь.

Он направился к "Парамаунту". Там он зашел в мужской сортир, разделся до пояса, ополоснулся, долго возился, чистя зубы ниткой, понял, что ему совсем не хочется работать... Он уже не первый раз заходил сюда помыться - и ни разу его не побеспокоили. Или, будучи бедным безумцем, местной обслуге он казался заезжим толстосумом?

Дальше в программе стоял кубинский ресторанчик, где он, как обычно, закажет дежурное блюдо. Заказ дежурного блюда избавлял его от скучной обязанности изучать меню, а официантов - от еще более скучной обязанности попытаться втрюхать это самое дежурное блюдо очередному посетителю. Он уже добрался до 1884 года и сейчас выложил на стол "Удивительную историю сэра Томаса Барта", которая была удивительна разве что своей тоскливостью, и "Историю Чарли Загадочного", загадочность которой сводилась к ее неизбывной скуке.

Он не прочел и трех страниц, как ему уже принесли цыпленка с чесноком и рис с темной фасолью. Отрезав первый кусок, он задумался, что же, все-таки, с отцом: умер он, или нет?

Говорят, по-настоящему мужчиной становишься только похоронив отца. Неужели как-нибудь, под вечер, его вдруг накроет мощная волна уверенности в себе, и он поймет: отца больше нет в живых. Другого способа узнать что-то об отце у него не было.

Он задумался: как часто эта мысль приходила ему на ум? Раз в день на протяжение последних десяти лет? По два раза на дню? Раз пять в неделю? Сколько же времени он на это извел? Пять минут на мыслишку? Десять минут? Сколько времени крадет у нас обдумывание одних и тех же мыслей? Мы привыкли жаловаться на то, что приходится заниматься одним и тем же делом, носить одну и ту же одежку, но почему-то никто не жалуется на то, что он думает одни и те же мысли. Тут он осознал: это - еще одна мысль, которая мелькала в сознании столь же часто, как и мысль об отце.

В кабинке напротив какой-то мужчина в шляпе пирожком, не отрываясь от газеты, отчитывал официанта за то, что дежурное блюдо невозможно есть.

За одно, во всяком случае, он мог быть признателен отцу: тот воспитал его так, что теперь ему было совершенно все равно, что есть. Никаких претензий к еде. Не то, чтобы отец был совсем уж никудышным поваром, но с тех пор, как от них ушла мать, еда дома всегда была безвкусной и одной и той же: сосиски, мясной пудинг, свиные отбивные. Что до иных плотских деликатесов, они слишком хорошо расходились в отцовской мясной лавке, чтобы попасть к ним на стол. Интересно, как часто он об этом задумывался? Собственно, всякий раз при виде человека, устраивающего сцены в ресторане или оставляющего на тарелке еду... Сам он еще в детстве твердо усвоил: трапеза - лишь испытание, через которое надо пройти.

Какая благодать, что хоть к собственным мыслям у нас - иммунитет! усмехнулся он. - Еще ни один человек не надоел себе своим собственным занудством! Столкнись он с парнем, по всякому поводу заявляющим: "за одно я, во всяком случае, признателен отцу..." и "трапеза - это лишь испытание, через которое надо пройти...", он бы пару дней потом изъяснялся разве что мычанием - его бы душило отвращение к словам. Так что, зрелость - это когда останавливаешься, только чтобы выслушать очередную нотацию, а в остальном едешь себе по накатанным рельсам...