Книжный клуб Джейн Остен

— Макс, — сообщил нам Григг. — А полностью — Максимальный Кот.

Он взял Макса на руки и унес в дом. Кот принялся расхаживать по подоконнику между африканскими фиалками, глядя на нас золотыми глазами, явно желая нам зла. Джослин искренне уважала тех, кто держит черных котов: из всех кошек, проходящих через приюты, сложнее всего пристроить именно их. Знала ли Джослин про кота? Может, поэтому Григг и попал в клуб; он был так мил, что мы уже перестали возмущаться, но недоумевали по-прежнему.

Григг рассказал нам, что потерял место в службе технической поддержки в Сан-Хосе, когда рухнули интернет-компании. Получив выходное пособие, он переехал в Долину, где жилье дешевле и денег хватит надолго. Временно устроился в университетский секретариат. Работает на факультете лингвистики.

Недавно ему сказали, что он может оставаться, сколько хочет. Его познания в компьютерах всех впечатлили. Григг целыми днями восстанавливал пропавшую информацию, гонял вирусы, создавал всевозможные презентации в «Пауэрпойнте». До прямых обязанностей руки доходили редко, но никто не жаловался; все обрадовались, что можно переложить на него техподдержку студгородка. Городок, похоже, был какой-то элитной военизированной группировкой, где вся информация считалась совершенно секретной и выдавалась нехотя, после настойчивых просьб. Из компьютерной лаборатории люди возвращались с таким видом, словно побывали у Крестного отца. Зарабатывал Григг теперь меньше, зато ему всегда носили печенье.

А еще он подумывал написать roman `a clef[40]. Лингвисты — чудной народ.

Мы все замолчали: жаль, Пруди не слышала, как Григг произнес «roman `a clef».

Григг подал зеленый салат с сушеной клюквой и засахаренными грецкими орехами. Разные сорта сыра, крекеры с перцем. Несколько соусов, в том числе — артишоковый. Отличное белое вино с виноградника «Бонни Дун». Стол ломился, правда, блюдо с сыром было типично рождественское, с заснеженным пейзажем, причем скорее для выпечки. А бокалы разные.

— Почему вы больше всего любите «Нортенгерское аббатство»? — спросила Григга Джослин. Таким тоном, будто призывала нас к порядку. И одновременно слушала в оба уха. Только Джослин удавалось это совмещать.

— Мне просто нравится, что эта книга посвящена чтению романов. Кто такая героиня, что такое приключение? Остен непосредственно ставит эти вопросы. Нечто в духе по-мо.

Мы были не настолько знакомы с постмодернизмом, чтобы называть его так фамильярно. Это слово мы слышали, но, похоже, его смысл зависел от контекста. Ну ничего. В университете людям платят, чтобы они ломали голову над такими вещами; скоро разберутся.

— Ничего странного, что Остен задается подобными вопросами, — сказала Джослин, — ведь «Аббатство» — ее первый роман.

— А я думал, один из последних, — ответил Григг. Он раскачивался на стуле, но, в конце концов, это его стул и не наше дело. — А первый — «Чувство и чувствительность».

— Он вышел первым. А «Нортенгерское аббатство» первым продали издателю.

Наше мнение о сборнике «Грамерси» упало еще ниже. Неужели там об этом не сказано? Или Григг поленился прочитать предисловие? Наверняка есть предисловие.

— Иногда кажется, что Остен не уважает чтение, — сказала Сильвия. — В «Нортенгерском аббатстве» она обвиняет других писателей, что в своих романах они склонны принижать роман, но разве сама делает не то же самое?

— Нет, романы она защищает. Зато над читателями издевается от души, — ответила Аллегра. — Кэтрин у нее совсем как дурочка, все расхваливает «Удольфские тайны». Думает, что жизнь такая и есть. Правда, это не лучшая часть книги. Не слишком удачная часть.

Вечно Аллегра говорила о худших частях книги. По правде говоря, нас это немного утомляло.

Григг качнулся вперед, передние ножки стула громко стукнулись об пол.

— Но Остен не одобряет и тех, кто не читал «Тайны». Ну или кто делает вид, что не читал. И хотя она высмеивает Кэтрин, которую «Тайны» так впечатлили, само «Нортенгерское аббатство» написано под их влиянием. Остен имитирует структуру, при каждом случае сознательно противоречит оригиналу. Она предполагает, что все с ним знакомы.

— Вы читали «Удольфские тайны»? — спросила Аллегра.

— Черный занавес и скелет Лорентины? А как же. Разве вам не понравилось?

Нам не понравилось. Накал страстей, мрачные краски, старомодные ужасы. Нам такое казалось нелепым.

Никому из нас и в голову не приходило это читать. Некоторые даже не признавали это книгой.

Солнце наконец село, и воздух сразу потускнел. Взошла тоненькая, словно обрезок ногтя, луна. Над ней плыли прозрачные облака. На подоконник снаружи кухни уселась сойка, и Максимальный Кот зарыдал, чтобы его выпустили. В этом бедламе Григг пошел за десертом.

Он поставил перед Бернадеттой домашний сырный торт, та нарезала его и раздала нам ломтики. Корж явно был покупным. Но вкусным. В трудные времена мы тоже покупали коржи. Покупной так покупной, ничего страшного.