Книжный магазин «Бюро находок»

Он заставил себя улыбнуться Блайз. Нет, не Блайз. Натали. Блайз исчезла, внезапно и безвозвратно, подобно снежинкам, улетевшим в ночное небо, оставив за собой след из залитых лунным светом частиц, которые кружились и исчезали.

Приятную мелодичную песню он слышал по радио у Блайз много раз, поэтому знал, когда она закончится. Эндрю снова достал носовой платок и посмотрел на Натали – воплощение тихой грусти рядом с ним.

Лицо внучки выражало все, что они оба чувствовали. В ее глазах застыла его боль. Потрясение и горе от потери Блайз были такими глубокими и сильными, что казалось, они наедине с этими разрушительными эмоциями.

Натали заметила его волнение и взяла его за руку. Наклонившись, она прошептала:

– С тобой все в порядке?

Нет, подумал он. Родители не должны жить дольше своих детей.

– Да, – солгал он в ответ.

– Если ты не хочешь говорить… если это слишком для тебя…

Он сжал ее руку.

– Я знаю, что хочу сказать сегодня.

– Ты сильный человек, дедуля. Я так рада, что ты у меня есть.

– А ты у меня.

Он сидел тихо, пока выступал очередной человек. Старался обдумать все, что хочет сказать. То, что ему нужно было сказать.

Как можно почтить жизнь человека в пятиминутной речи?

Как и у любого человека в его возрасте, в его жизни было много потерь. Давным-давно Лавиния ушла от него в объятья человека, пообещавшего ей лучшую жизнь. Мэй Лин пришла в его жизнь совсем ненадолго, принесла ему радость, которую он так долго ждал, и умерла у него на руках в прошлом году.

Может, это и стало началом его болезни. Доктор Янг назвал это упадком. Постепенный спуск по склону жизни в небытие.

Эндрю не мог сказать точно, когда память начала сдавать, а в голове поселился хаос. Наверное, где-то после перелома бедра. До этого, и даже во время пребывания в больнице и на реабилитации, все было четко и ясно.

После того, как реабилитация закончилась и Эндрю вернулся на Пердита-стрит, он обнаружил, что Блайз перевезла его вещи на первый этаж. Теперь про ступеньки не могло быть и речи. Комната возле сада была когда-то кладовкой для аптечных настоек, лекарств и трав его отца. Позже Эндрю заполонил пространство инструментами, относящимися к его профессии: стоддардским растворителем, щетками, крошечными пинцетами, смазочными материалами и очистителями для ремонта печатных машинок.

Теперь это стала его комната, потому что он был слишком слаб, чтобы подниматься по лестнице. Как только он поселился в своем новом жилище, туман в голове стал сгущаться. На него наваливалась усталость, желудок расстраивался от всего, что бы он ни ел. Дни стали ускользать, а жизнь опустела. Он стал призраком в собственном мире, он словно наблюдал за происходящим сквозь искажающее стекло.

В какой-то момент он перестал быть тем гордым человеком, который с важным видом расхаживал по району, точно петух на прогулке. В те дни он бродил в поисках выхода, и потом спрашивал сам себя – выхода откуда? Он хотел пойти домой. Потом вспоминал, что уже дома.

Он был странником. То Одиссеем, в другой раз древним мореплавателем или простым человеком, как Том Джоад, или искателем, путешествующим автостопом, как Дуглас Адамс. Он все время искал прошлое, существовавшее только внутри его самого. Он искал цветочные поляны, высокие утесы, торчащие из океанов, и горные вершины, рассекающие облака.

Он всегда умудрялся вернуться назад, потому что знал, что нужен.

Возможно, он странствовал в своем воображении, потому что провел всю свою жизнь в одном месте – в магазине на Пердита-стрит. Он жил там вместе с родителями, пока был маленьким. Потом с Лавинией, которая предала его. Потом с Блайз, которую воспитывал без жены. А теперь ему приходилось хоронить свою дочь без чьей-либо помощи.

* * *

Речь закончилась, и из колонок зазвучала музыка. Пришел черед Эндрю. Под руку с Натали и с тросточкой в руке он направился к трибуне. Развернулся к внучке, давая понять, что с ним все в порядке, он может самостоятельно стоять. Мужчина отложил в сторону трость. Самое малое, что он мог сделать для своей дочери, – это стоять.

Он снял очки и сунул их в нагрудный карман. Ему не нужны были подсказки. Когда говоришь от всего сердца, тексты не нужны.

– В день, когда родилась моя прекрасная дочь Блайз, она стала частью моей жизни, и мы шли с ней вместе, пока…пока… не случилось немыслимое. Не будем говорить о ее смерти. Давайте поговорим о ее жизненном пути.

Ему пришлось сделать паузу, от отчаяния перехватило дыхание. «Отдохни, – сказал он сам себе. – И расскажи о Блайз, которая не может больше говорить сама».

– Что я могу рассказать вам о своем ребенке, которого больше нет?

Он услышал несколько сдавленных всхлипов.

– Скажу, что она прожила счастливую жизнь. Скажу, что ее жизнь была слишком короткой, а моя слишком длинной. Я думал, что в своем возрасте знаю, что такое горе. За все прожитые годы я научился терять людей – родителей, близких друзей, любимую женщину. Но только в день, когда ужасная трагедия унесла мою дочь, я понял, каким глубоким и опустошающим может быть горе.

Он замолчал, услышав тихие всхлипы Натали.