Когда в баре стало слишком людно, мы вышли на Сансет и поплелись в сторону «Книг Просперо». До магазина оставалось более трех километров, и наши пьяные шутки выветрились в отрезвляющей вечерней прохладе. Мы остановились на красном сигнале светофора.
– Может, вызвать такси? – спросил Малькольм.
– Мы уже полпути прошли.
– Но ты вся дрожишь. – Он снял пиджак. – Хотя бы это возьми.
Загорелся зеленый. Я накинула его пиджак на плечи. От него пахло Малькольмом. Корицей вперемешку с соленым запахом пота. Я даже не задумывалась, что знаю, как от него пахнет. Я глубоко вдохнула, стараясь запечатлеть этот момент где-то на уровне обоняния, чтобы вспоминать запах Малькольма всегда, когда буду думать о нем, чтобы его запах напоминал об этом вечере даже на другом конце страны.
Когда мы вернулись в «Книги Просперо», Малькольм провел мне экскурсию по магазину, словно я оказалась здесь впервые. Показал мне его любимые книги и любимые книги Билли. Я же поделилась с парнем своими любимыми произведениями: биографией Вашингтона, Джефферсона, Линкольна. Я рассказала ему, что Томас Джефферсон любил книги и проводил целые недели в уединении, перечитывая и переписывая отрывки, которые ему не нравились.
Он даже отредактировал Шекспира.
– Уверен, что Миранду его изменения не коснулись, – подметил Малькольм. – Но вы… О, вам подобной нет. Достоинства вы все в себе храните, вы созданы из лучших совершенств[10]
. – Я искренне удивилась, что он помнил эти строчки наизусть. – Это из «Бури», – похвастался он, расплывшись в улыбке до ушей.– Я знаю, откуда это, – насторожилась я.
Его искренность застала меня врасплох.
Малькольм сложил книги Билли на столике с рекомендациями вплотную друг к другу, чтобы освободить место для моих «советов». Он написал на карточке мое имя и набросал мою карикатуру. На рисунке мои глаза выглядели куда больше, чем в жизни, а губы оказались недовольно надуты. Я выбрала недавно вышедшую биографию Пола Ревира, в которой подчеркивается его вклад в Революцию и развенчиваются мифы, придуманные Лонгфелло. Малькольм не сводил с меня глаз. В какой-то момент его лицо оказалось опасно близко к моему. Он осторожно поцеловал меня, ожидая, что я его оттолкну, но я не сопротивлялась, и поцелуй стал настойчивее.
Малькольм проложил дорожку поцелуев по моему плечу, слегка задевая ключицу. Я вдруг вспомнила Джея, но не смогла противиться влечению. К тому же мы с Джеем уже месяц не разговаривали. Можно ли чувствовать вину за измену, если с человеком потерял контакт? Измена ли это вообще?
Малькольм прижал меня к себе, наши тела соприкоснулись, бедра, плечи, и я совсем забыла про Джея. Я забыла обо всем, что не касается Малькольма, не понимая, как мы к этому пришли, почему это не случилось раньше, и, не осознавая до конца, что вообще со мной происходит. Я вспомнила его спокойствие и хладнокровие в тот день, когда меня охватила буря эмоций после раскрытой тайны. Он целовал мою шею, а я думала, как красиво он прочитал строчки из «Бури». «Но вы… О, вам подобной нет. Достоинства вы все в себе храните, вы созданы из лучших совершенств». Он произнес эти слова таким твердым голосом, будто ждал возможности прочитать их мне с момента, когда мы впервые встретились. И меня вдруг осенило, что
Я оттолкнула его.
– Билли рассказал тебе, что меня назвали в честь «Бури»?
– Что? – Он вновь приблизился ко мне, но я оттолкнула его еще сильнее.
– Это ты отправил мне книгу в Филадельфию.
Я считала, что книгу мне прислал Элайджа, но он сказал «письмо», не «посылку». Письмо, отправленное после того, как умер Билли, которое должно было прийти после новости о его смерти, после моего отъезда из Филадельфии.
– Ты мне солгал.
Малькольм прислонился к стеллажу с кулинарными книгами и зарылся рукой в волосы.
– Я хотел сказать тебе.
Это оправдание прозвучало так же паршиво из уст Малькольма, как и из уст моей матери.
– Ты сказал, что оплакивал смерть друга! – закричала я.
– Так и было! – закричал он в ответ.
– Ты выставил меня бесчувственной тварью, хотя сам врал! Ты понимаешь, насколько это мерзко?
Я превратилась в зверя, обезумевшего в полнолуние, в дикое животное, которое спустили с привязи. Понятия не имею, что наговорила ему. Но среди этих слов прозвучало много ругательств, много «ублюдков», «лжецов», «идиотских манипуляторов» и прочих не самых лестных выражений. Этот гнев был первой приятной эмоцией за довольно долгое время, не считая поцелуя с Малькольмом, который потонул в море из моей ярости.
– Ты за дуру меня держишь? Нравится со мной играть? Ты совсем больной?
– Миранда, остановись. – Парень схватил меня за плечи. – Прекрати кричать.
Я перевела дух.
– Ты сказал, что оплакивал его. Ты использовал
– Знаю, – прошептал он. – Да, использовал. Но я действительно оплакивал его смерть. Я все еще не смирился с этим.
– Но ты мне лгал.
– Я пытался помочь Билли.
– Тем, что врал мне?