Книжный вор

После четвертого гвоздя он оказался в ветвях и полез дальше. Его подмывало крикнуть, что он лезет, но он решил этого не делать.

Казалось, он лез много километров, и прошло немало часов, прежде чем он добрался до вершины дерева, а добравшись, увидел, что отрясательница слов спит, завернувшись в одеяло и в облака.

Много минут он смотрел на нее.

Солнечное тепло нагревало облачную крышу.

Молодой человек протянул руку и тронул девочку за локоть, и отрясательница слов проснулась.

Протерла глаза и долго рассматривала его лицо, а потом заговорила.

– Это и правда ты?

Это с твоей щеки, думала она, я подняла семечко?

Человек кивнул.

Сердце его дрогнуло, и он крепче вцепился в ветки.

– Да, я.

ВДВОЕМ ОНИ сидели на вершине дерева. Ждали, когда рассеются облака, а лишь стоило тем расступиться, они увидели весь лес.

– Он растет, не переставая, – сказала девочка.

– Но и оно тоже. – И молодой человек посмотрел на ветку, державшую его за руку. Тут не поспоришь.

Когда они нагляделись и наговорились, стали спускаться. Одеяла и запасы еды они оставили на вершине.

Люди не верили своим глазам, а в тот момент, когда отрясательница слов и молодой человек ступили на землю, на дереве наконец начали появляться зарубки топора. Синяки. Порезы в стволе, и земля вокруг задрожала.

– Оно падает! – закричала молодая женщина. – Дерево падает! – Она была права. Дерево отрясательницы слов начало медленно крениться всем своим многокилометровым ростом. Земля засасывала его, и дерево стонало. Мир встряхнуло, а когда все успокоилось, дерево лежало посреди остального леса. Тот ни за что бы не пострадал, но по крайней мере в нем пролегла тропинка совершенно иного цвета.

Отрясательница слов и молодой человек забрались на горизонтальный ствол. Обходя ветви, они зашагали вперед. А оглянувшись, увидели, что большинство зевак начали расходиться по своим местам. Кто туда. Кто сюда. По всему лесу.

Но, шагая дальше, несколько раз они останавливались и прислушивались. Им казалось, что они слышат голоса и слова позади, на дереве отрясательницы слов.

Лизель долго сидела за кухонным столом, гадая, кем в том лесу и во всей этой истории был Макс Ванденбург. Свет вокруг нее укладывался. Лизель уснула. Мама отправила ее в постель, и девочка легла, прижимая к груди Максову книгу.

Через несколько часов, проснувшись, она получила ответ на свой вопрос.

– Ну конечно, – прошептала она. – Конечно, я знаю, где он там. – И она снова уснула.

Снилось ей то дерево.

КОЛЛЕКЦИЯ КОСТЮМОВ АНАРХИСТА

*** ХИММЕЛЬ-ШТРАССЕ, 35, ***

24 ДЕКАБРЯ

В отсутствие обоих отцов Штайнеры

пригласили Розу и Труди Хуберман,

а также Лизель к себе.

Придя, они застали Руди за объяснением

своего костюма. Он посмотрел на Лизель,

и рот у него открылся еще шире,

хоть и самую малость.

Дни перед Рождеством 1942 года выдались плотные и тяжелые от снега. Лизель много раз перечла «Отрясательницу слов»: и саму историю, и множество набросков и комментариев до и после. В сочельник она решилась насчет Руди. И плевать, что поздно.

Лизель пришла к соседям как раз перед самой темнотой и сказала Руди, что приготовила ему рождественский подарок.

Руди посмотрел на ее руки, потом на землю по бокам от ее ног.

– Ну и где же он, к черту?

– Ну и отстань.

Но Руди понял. Он видел Лизель такой и прежде. Шалые глаза и липкие пальцы. Ее окутывало дыхание воровства, и Руди чуял его.

– Ага, подарок, – заключил он. – Его у тебя еще нет, так?

– Нет.

– И ты не будешь его покупать.

– Конечно нет. Ты что, думаешь, у меня есть деньги? – Снег еще сыпал. На краю травы битым стеклом намерз лед. – У тебя есть ключ? – спросила Лизель.

– От чего? – Впрочем, Руди соображал недолго. Он ушел в дом и скоро вернулся. И сказал словами Виктора Хеммеля: – Пора за покупками.

Свет быстро таял; кроме церкви, все заведения на Мюнхен-штрассе закрылись на Рождество. Лизель шагала торопливо, чтобы попадать в ногу со своим голенастым соседом. Подошли к намеченной витрине. STEINER-SCHNEIDERMEISTER. На стекле застыл тонкий слой грязи и копоти, нанесенных за много недель. По ту сторону манекены замерли, как свидетели. Серьезные и нелепо франтоватые. Трудно отделаться от чувства, что они все видят.

Руди сунул руку в карман.

Был сочельник.

Его отец находился под Веной.

Руди казалось: отец был бы не против, если они проникнут в его драгоценную мастерскую. Этого требовали обстоятельства.

Дверь бегло отворилась, и они вошли. Первым побуждением Руди было щелкнуть выключателем, но электричество уже отключили.

– Свечка есть?

Руди переполошился:

– Я же ключ принес. И вообще, это ты придумала.

Посреди этого спора Лизель споткнулась о какой-то бугор в полу. Следом за ней полетел манекен. Зацепился за ее руку и, навалившись на Лизель, распался на части внутри костюма.