Книжный вор

с участием:

домино и темноты – мысли

о голом руди – наказания – жены сдержавшего

слово – сборщика – едоков хлеба –

свечки в лесу – тайной книги рисунков –

коллекции костюмов анархиста ДОМИНО И ТЕМНОТА

По словам младшей из сестер Руди Штайнера, на кухне сидели два чудища. Их голоса методично месили дверь, по другую сторону которой трое других Штайнеров играли в домино. Остальные трое, ни о чем не ведая, слушали радио в спальне. Руди надеялся, что разговор на кухне никак не связан с тем, что случилось на прошлой неделе в школе. Там произошло кое-что, чем он не стал делиться с Лизель и о чем не говорил дома.

*** СЕРЫЙ ДЕНЬ, ***

МАЛЕНЬКАЯ ШКОЛЬНАЯ КАНЦЕЛЯРИЯ

Трое мальчиков стояли в ряд.

Их формуляры и тела

подвергались тщательному осмотру.

Когда закончили четвертую партию в домино, Руди принялся составлять костяшки рядами, выкладывая по полу гостиной извилистые узоры. По своему обыкновению он оставлял в рядах пропуски, на случай, если вмешается бандитский палец кого-нибудь из младших, как оно обычно и бывало.

– Руди, можно мне щелкнуть?

– Нет.

– А мне?

– Нет. Все вместе будем.

Он составил три строя, которые тянулись к одной доминошной башне в центре. Сейчас они увидят, как все, что было так тщательно спланировано, рухнет, и улыбнутся красоте разрушения.

Голоса с кухни стали громче, один громоздился на другой, желая быть услышанным. Разные фразы сражались за внимание, пока между ними не встал один человек, до того молчавший.

– Нет – сказала она. И повторила: – Нет. – И даже когда остальные возобновили спор, их опять заставил смолкнуть тот же голос, только набравший силу. – Пожалуйста, – взмолилась Барбара Штайнер. – Только не мой мальчик.

– Руди, мы зажжем свечку?

Они так часто делали с отцом. Выключали свет и при свечах смотрели, как падают доминошные кости. Это как-то придавало событию величия, делало зрелищнее.

У Руди все равно затекли ноги.

– Пойду найду спички.

Выключатель был у двери.

Руди тихонько прошел к ней с коробкой спичек в одной руке, свечкой в другой.

С той стороны еще немного – и трое мужчин и одна женщина сорвутся с петель.

– Лучшие результаты в классе, – сказало одно чудище. Так гулко и сухо. – Не говоря уже о спортивных способностях. – Черт побери, зачем ему понадобилось выигрывать все эти забеги на фестивале?

Дойчер.

Черт его дери, этого Франца Дойчера!

И тут до него дошло.

Не Франца Дойчера то была вина, а самого Руди. Он хотел показать своему прежнему мучителю, на что способен, но кроме того, он хотел показать это всем. И вот теперь все – у них на кухне.

* * *

Руди зажег свечку и выключил свет.

– Готовы?

– Но я слышал, что там делается. – Дубовый голос отца нельзя было не узнать.

– Давай, Руди, ну когда уже?

– Да, но поймите, герр Штайнер, это все – ради высокой цели. Подумайте о возможностях, которые будут у вашего сына. Это на самом деле привилегия.

– Руди, свечка капает.

Он отмахнулся от них, дожидаясь опять Алекса Штайнера. И услышал его.

– Привилегия? Это бегать босиком по снегу? Прыгать с десятиметровой вышки в воду метровой глубины?

Руди прижался ухом к двери. Свечной воск таял ему на руку.

– Болтовня. – Сухой голос, негромкий и деловой, на все имел готовый ответ. – Наша школа – одна из лучших, какие только есть. Выше чем мирового класса. Мы создаем элитный слой немецких граждан во имя фюрера…

Руди больше не мог слушать.

Он соскреб воск с руки и отпрянул от сростка света, пробившегося в щель под дверью. Когда он сел, пламя погасло. Слишком много движения. Нахлынула темнота. Единственный доступный свет – белый прямоугольный трафарет по форме кухонной двери.

Он чиркнул новой спичкой и снова затеплил свечу. Сладкий запах огня и угля.

Руди с сестрами толкнули каждый свою доминошину и стали смотреть, как валятся костяшки и башня в середине падает на колени. Девочки радостно заверещали.

В комнате появился Курт, старший брат.

– Похожи на трупы, – сказал он.

– Что?

Руди уставился в темное лицо, но Курт не ответил. Он заметил спор на кухне.

– Кто там у нас?

Ему ответила одна из девочек. Младшенькая, Беттина. Ей было пять.

– Там два чудища, – сказала она. – Они пришли за Руди.

Опять – человеческое дитя. Насколько проницательнее взрослых.

Позже, когда люди в плащах ушли, двое мальчишек, семнадцати и четырнадцати лет, нашли в себе смелость встретиться с кухней.

Они стояли в дверях. Свет сек им глаза.

Заговорил Курт.

– Его забирают?

Локти матери лежали на столе. Ладони смотрели вверх.

Алекс Штайнер поднял голову.

Тяжелую.

Лицо у него было четкое и определенное, свежевырезанное.

Деревянная рука отерла лучинки волос надо лбом, и он несколько раз попытался заговорить.

– Папа?

Но Руди не подошел к отцу.

Он сел за стол и взял повернутую ладонью кверху руку матери.