Книжный вор

– Gottverdammt, Хуберманн! – Голос выпутался из языков пламени. Тут же следом выскочили трое мужчин. Глотки у них забило пеплом. Даже когда забежали за угол, подальше от центра обвала, дымка рухнувшего здания потянулась за ними и туда. Белая и теплая, кралась по пятам.

Сбившись в относительной безопасности, они откашливались и бранились. Сержант повторил свое недавнее восклицание:

– Черт возьми, Хуберман. – Он поскреб свои губы, чтобы расклеить. – Что это за херовина была?

– Обрушилось – прямо позади нас.

– Без тебя знаю. Вопрос в том, какого роста? Судя по всему, этажей десять.

– Нет, командир, по-моему, всего два.

– Езус… – Приступ кашля. – …Мария и Йозеф. – Сержант принялся выколупывать клейстер пота и пыли из глазниц. – Ну, там уж ничего не попишешь.

Один из четверых отер лицо и сказал:

– Господи, хотел бы я разок оказаться у разбомбленной пивной. До смерти пива охота.

Все откинулись назад.

Каждый почувствовал, как пиво тушит пожар в глотке и смягчает дым. Красивая мечта – и невозможная. Все отлично знали: любое пиво, что течет по тем улицам, – вовсе не пиво, а молочный коктейль или овсянка.

Все четверо были облеплены серо-белыми сгустками пыли. Когда они поднялись во весь рост, чтобы вернуться к работе, мундиры виднелись лишь узкими трещинками.

Сержант подошел к Брунневегу. С силой сбил пыль с его груди. Несколько крепких хлопков.

– Так-то лучше. Ты слегка запылился, дружок. – Брунневег рассмеялся, а сержант обернулся к новенькому. – Твоя очередь идти первым, Хуберман.

Несколько часов они тушили пожары и выискивали все что можно, чтобы убедить здания не падать. В некоторых случаях, если ломались бока, остававшиеся края торчали локтями. Вот тут Ганс Хуберман был силен. Ему почти в радость было найти тлеющую балку или растрепанный бетонный блок, чтобы подпирать эти локти, дать им какую-нибудь опору.

Руки у него были густо усажены занозами, зубы облеплены прахом обвалов. Губы спеклись от сырой и отвердевшей пыли, и не было ни одного кармана, ни одной тайной складки и ни одной нитки в его одежде, которые бы не покрывала тонкая пленка, оставленная насыщенным воздухом.

Самым тяжелым в их работе были люди.

Время от времени им попадался человек, упорно бредущий сквозь туман, чаще всего – однословный. Они всегда выкрикивали имя.

Иногда – Вольфганг.

– Вы не видели моего Вольфганга?

Они оставляли отпечатки своих рук на Гансовой робе.

– Стефани!

– Ганси!

– Густель! Густель Штобой!

Плотность редела, и по разбитым улицам хромала перекличка, иногда кончавшаяся пепельными объятьями или коленопреклоненным воем скорби. Час за часом имена копились, будто сладкие и кислые сны, ожидавшие исполнения.

Опасности сливались в одну. Пыль, дым и бурное пламя. Поврежденные люди. Как и прочим в его подразделении, Гансу требовалось совершенствоваться в искусстве забывания.

– Как дела, Хуберман? – спросил как-то сержант. У него за плечом стоял огонь.

Ганс мрачно кивнул обоим.

На середине дежурства им попался старик, который беззащитно ковылял по улице. Ганс Хуберман, закончив укреплять здание, обернулся и увидел его у себя за спиной – старик стоял и спокойно ждал, пока Ганс обернется. На его лице расписалось кровавое пятно. Потеки спускались на горло и шею. На старике была белая рубашка с темно-красным воротником, и он так держал ногу, будто она стояла рядом.

– Не можете теперь подпереть и меня, молодой человек?

Ганс взял его на руки и вынес из дымки.

*** МАЛЕНЬКОЕ ГРУСТНОЕ ЗАМЕЧАНИЕ ***

Я побывал в том городке на той улице,

пока старик был еще на руках у Ганса Хубермана.

Небо там серело, как чалая лошадь.

Ганс ничего не заметил, пока не положил старика на островок травы, покрытой бетонной пылью.

– Что такое? – спросил Ганса кто-то из товарищей.

Он смог только показать рукой.

– Ох. – Рука потянула Ганса прочь. – Привыкай, Хуберман.

На остаток дежурства Ганс с головой ушел в работу. Он старался не замечать отдаленного эха зовущих людей.

Часа через два он бежал прочь от здания впереди сержанта и еще двоих. Ганс не глядел под ноги и на бегу споткнулся. Только поднявшись на корточки и увидев, с каким беспокойством смотрят на препятствие, Ганс понял.

Вниз лицом лежал труп.

Лежал на одеяле из пыли и грязи и закрывал уши.

Мальчик.

Лет одиннадцати или двенадцати.

Они двинулись дальше по улице, и скоро им встретилась женщина, выкрикивающая имя Рудольф. В тумане ее вынесло навстречу четверым солдатам. Хлипкое тело, перекрученное тревогой.

– Вы не видели моего мальчика?

– Сколько ему лет? – спросил сержант.

– Двенадцать.

Ох Иисусе. Ох Иисусе распятый.

Они все подумали так, но у сержанта не хватило духу сказать ей или показать где.

Женщина пыталась пройти сквозь них, но сержант Шиппер ее удержал.

– Ту улицу мы только что прошли, – заверил он. – Там вы его не найдете.

Надломленная женщина еще цеплялась за надежду. То шагом, то бегом она кричала через плечо:

– Руди!