Книжный вор

Последним, что там видел Макс, был холмик волос, непринужденно расположившийся под стеной.

Прощай.

С чисто выбритым лицом и криво постриженными, но аккуратно причесанными волосами, он вышел на улицу другим человеком. Фактически он вышел немцем. Минуточку – он и был немцем. Или, точнее, когда-то был.

В желудке у него плескалась электризующая смесь сытости и тошноты.

Он зашагал к станции.

Показал билет и удостоверение личности, и вот теперь сидел в тесной коробочке купе, прямо в луче прожектора опасности.

– Документы.

Именно это он боялся услышать.

И без того было ужасно, когда его остановили на перроне. Он знал, что второго раза не выдержит.

Дрожащие руки.

Запах – нет, смрад – вины.

Нет, он не вынесет новой проверки.

К счастью, проверка явилась рано и спросила только билет, так что теперь осталось только это окно с городками, роение огней да женщина, храпящая у стены купе напротив.

Большую часть пути он пробирался через книгу, стараясь не поднимать глаз.

Слова расползались по его языку.

Странно: переворачивая страницы и прочитывая главу за главой, он успел распробовать только два слова.

Mein Kampf. Моя борьба…

Заглавие – снова и снова, а поезд стучал от одного немецкого городка к другому.

Mein Kampf.

Подумать только – вот в чем спасение.

ЛОВКАЧИ

Вы можете не согласиться, что Лизель Мемингер было легко. Но ей было легко в сравнении с Максом Ванденбургом. Конечно, у нее, можно сказать, на руках умер брат. Ее оставила мать.

Но все лучше, чем быть евреем.

За время до появления Макса, Роза лишилась еще одного постирочного клиента, на сей раз – Вайнгартнеров. На кухне случился обязательный Schimpferei^[8], и Лизель успокаивала себя тем, что остаются еще двое, а главное, один из них – бургомистр, его жена, книги.

Что же до других занятий Лизель, то они с Руди Штайнером по-прежнему опустошали окрестности. Я бы сказал даже, что они оттачивали свои преступные ухватки.

Они побывали еще в нескольких экспедициях с Артуром Бергом и его друзьями, стремясь доказать, что чего-то стоят, и расширить собственный воровской репертуар. На одном огороде они крали картошку, на другом – лук. Но своей главной победы они добились сами.

Как мы уже увидели, одной из выгод в прогулках по городу была вероятность найти что-нибудь на земле. Другая выгода состояла в наблюдении за горожанами, и что важно – за одними и теми же горожанами, из недели в неделю совершающими одни и те же действия.

Одним из таких персонажей был мальчик из их школы, Отто Штурм. Каждую пятницу на своем велосипеде он ездил в церковь – возил продукты для клира.

Они наблюдали за Отто месяц, а погода тем временем из хорошей сделалась скверной, и Руди – в особенности он – твердо решил, что в одну из пятниц, в небывало холодную неделю октября, Отто свой груз не довезет.

– Все эти попы? – развивал мысль Руди, пока они с Лизель шли через Молькинг. – Они и так уже вон какие жирные. Неделю могут обойтись без жрачки, если не больше.

Лизель не стала спорить. Во-первых, она не была католичкой. Во-вторых, ей самой изрядно хотелось есть. Она, как всегда, несла мешок с бельем. Руди нес два ведра холодной воды, или, как он это назвал, два ведра будущего льда.

Около двух он принялся за работу.

Без всяких колебаний вылил воду на дорогу точно в том месте, где велосипед Отто будет сворачивать за угол.

Лизель пришлось согласиться.

Поначалу ее покалывала совесть, но план был идеален – или, по крайней мере, близок к идеалу, насколько такое вообще возможно. Каждую пятницу вскоре после двух Отто Штурм выворачивал на Мюнхен-штрассе с корзиной провизии на руле. В эту пятницу он только досюда и доедет.

На дороге и без того была наледь, но Руди добавил новый слой льда и с трудом сдерживал ухмылку. Она словно бы юзом проскальзывала по его лицу.

– Пошли, – сказал Руди, – вон за тот куст.

Спустя приблизительно пятнадцать минут дьявольский план принес, так сказать, свои плоды.

Руди ткнул пальцем в просвет между ветками.

– Вон он.

Отто выехал из-за поворота, мечтательный, как теленок.

Не затягивая дела, потерял управление, пошел в занос и ткнулся лицом в дорогу.

Когда он не шевельнулся, Руди с тревогой посмотрел на Лизель.

– Иисусе распятый, – сказал он. – По-моему, мы его убили! – Руди тихонько выбрался из-за куста, забрал корзину, и они двинули прочь.

– Он дышал? – спросила Лизель, когда они немного отошли.

– Keine Ahnung, – ответил Руди, прижимаясь к корзине. Понятия не имею.

Спустившись еще дальше по склону, Руди с Лизель стали смотреть, как Отто поднялся, почесал в голове, почесал в паху и принялся озираться в поисках корзины.

– Глупый Scheisskopf, – ухмыльнулся Руди, и они начали рассматривать добычу. Хлеб, побитые яйца и гвоздь программы – Speck^[9]. Руди поднес жирный окорок к носу и восторженно потянул ноздрями. – Здорово.

Как ни подмывало их воспользоваться победой единолично, верность Артуру Бергу оказалась сильней. Они добрались до его убогой квартирки на Кемпф-штрассе и показали провиант. Артур не смог скрыть одобрения.

– У кого стырили?

Ответил Руди:

– У Отто Штурма.