Книжный вор

Франц коленопреклоненно сложился, подаваясь ближе к Руди, и прошептал:

– Ну, когда родился наш фюрер? – Каждое слово было тщательно воссоздано и вложено Руди прямо в ухо. – Скажи, Руди, когда он родился? Говори, не бойся, все нормально.

Что же Руди?

Что он ответил?

Повел себя благоразумно или по воле собственной глупости еще глубже погряз в трясине?

Он посмотрел в бледно-голубые глаза Франца Дойчера счастливым взглядом и прошептал в ответ:

– В пасхальный сочельник.

Секунда – и нож был у него в волосах. На том этапе жизни у Лизель это была уже вторая стрижка. Волосы еврея остригли ржавыми ножницами. А ее лучшего друга обработали сверкающим ножом. Никто из ее знакомых не стригся за деньги.

Что касается Руди, то в этом году он уже глотал грязь, купался в удобрениях, был едва не удушен начинающим уголовником, и вот – будто бы на сладкое – прилюдное унижение на Мюнхен-штрассе.

Челка по большей части срезалась легко, но при каждом взмахе ножа находилось несколько волосков, которые до последнего цеплялись за жизнь и потому выдирались с корнем. И с каждым вырванным волоском Руди морщился, его синяк пульсировал, а ребра пронзала боль.

– Двадцатого апреля тысяча восемьсот восемьдесят девятого, – приговаривал Франц Дойчер; и когда он увел свою шайку прочь, толпа рассеялась, и только Лизель, Томми и Кристина остались рядом со своим другом.

Руди тихо лежал на земле в поднимающейся сырости.

И вот нам остается акт глупости номер три – прогуливание занятий в Гитлерюгенде.

Руди не сразу перестал ходить – показать Дойчеру, что не боится его, – но через пару недель полностью прервал членство.

Гордо облачившись в форму, он выходил с Химмель-штрассе в сопровождении верного вассала Томми.

Но вместо Гитлерюгенда они шли за город и гуляли вдоль Ампера, пускали блинчики, швыряли в воду огромные булыжники – в общем, ничем хорошим не занимались. Руди старательно пачкал форму, и ему удавалось обманывать мать – по крайней мере, до первого письма. А вот тогда он услышал зловещий призыв из кухни.

Сначала родители пригрозили ему. Он не пошел.

Потом они умоляли его ходить. Он отказался.

В конце концов только возможность сменить отряд вернула его на истинный путь. Штайнерам повезло: если бы Руди вскоре не появился на занятиях, родителей бы оштрафовали за его прогулы. Старший брат Курт спросил, не хочет ли Руди перейти во «флигер-дивизион» – летную дружину, где занимались изучением самолетов и пилотирования. В основном там строили модели, и там не было Франца Дойчера. Руди согласился, и Томми тоже перешел. Один раз в жизни его идиотское поведение принесло благие плоды.

Когда в новом отряде Руди задавали знаменитый вопрос о фюрере, он с улыбкой отвечал:

– 20 апреля 1889 года, – и тут же шепотом сообщал Томми другую дату: день рождения Бетховена, Моцарта или Штрауса. Композиторов они проходили в школе, где Руди, несмотря на свою очевидную глупость, отлично успевал.

ПЛАВУЧАЯ КНИГА

(Часть II)

В начале декабря к Руди Штайнеру наконец-то пришла победа – хотя и не совсем обычным образом.

День был холодный, но тихий. Собирался снег.

После школы Руди и Лизель зашли в мастерскую Алекса Штайнера, а когда отправились домой, увидели, как из-за угла выныривает старый друг Руди Франц Дойчер. Лизель в те дни завела привычку всюду носить с собой «Свистуна». Ей нравилось держать его в руке. Или гладкий корешок, или жесткий обрез. Лизель первой заметила Дойчера.

– Смотри, – показала она. Дойчер размашисто шагал к ним с другим вожатым Гитлерюгенда.

Руди весь втянулся в себя. Потрогал заживающий глаз.

– Не сегодня. – Он пошарил взглядом по улицам. – Если обойти церковь, можно вдоль реки и потом вернуться.

Без дальнейших слов Лизель поспешила за Руди, и они успешно избежали встречи с мучителем – чтобы выйти прямо в лапы другому.

Поначалу они ничего не заподозрили.

Компания, шагавшая через мост и дымившая сигаретами, могла состоять из кого угодно, но уже было слишком поздно сворачивать, когда обе группы узнали друг друга.

– Ай, они нас увидели.

* * *

Виктор Хеммель улыбался.

Заговорил он крайне дружелюбно. Это могло значить только то, что он в самом опасном настроении.

– Ба, да это никак Руди Штайнер со своей маленькой шлюшкой. – Он плавно встретился с ними и выхватил из рук девочки «Свистуна». – Что читаем?

– Слушай, отдай, – попытался образумить его Руди. – Одно дело мы с тобой. А она тут ни при чем.

– «Свистун». – Теперь Хеммель обращался к Лизель. – Интересно?

Лизель откашлялась.

– Ничего. – Увы, она себя выдала. Взглядом. В нем было волнение. Лизель точно заметила момент, когда Хеммель понял, что книга – ценный трофей.

– Вот что я тебе скажу, – продолжил он, – за пятьдесят марок можешь получить ее назад.

– Пятьдесят марок! – Это был Анди Шмайкль. – Брось, Виктор, за такие деньги можно купить тысячу книжек.

– Я что, просил тебя говорить?

Анди смолк. Будто с маху захлопнул рот.

Лизель попробовала сделать бесстрастное лицо.

– Можешь оставить себе. Я уже прочитала.

– И что там в конце?

Проклятье!

До конца Лизель еще не добралась.