Кносское проклятие

Счастье продолжалось довольно долго — два года. Это мало? А сколько должно длиться счастье?

Анастасия не работала, и каждый вечер, приходя домой, молодой муж встречал ее любящий взгляд. Они много бродили по Лондону, ездили в Шотландию, а хозяйкой дома юная гречанка оказалась изумительной. Чем не полная чаша удовольствий?

Когда родился сын Димис, преисполненный счастья отец внезапно испытал испуг: не может все столь замечательно складываться в жизни человека. Так не бывает! Если все хорошо, то нужно быть настороже, потому что так долго продолжаться не может.

— Что ж, я оказался прав, — вздохнул Константинос, прервав на этом месте свой рассказ. — Послушайте, а у них нет крепких напитков? А то я не большой любитель ледяного пива в холодную погоду…

Мы заказали виски, и веселая светловолосая девушка с толстым задом поставила перед нами тяжелые стеклянные стаканы. Народу в кафе прибавилось — появилось много молодежи. Видимо, где-то поблизости закончились лекции. Все шесть столиков вокруг нас теперь были заняты юношами и девушками, многие из которых держали в руках футляры с музыкальными инструментами.

— Это студенты консерватории, — догадался я. — Она здесь как раз неподалеку, за углом.

— В Хельсинки есть консерватория? — усмехнулся Лигурис. — Здешние музыканты играют для белых медведей?

Его сарказм мне не понравился. Не нужно думать, что мир вращается лишь вокруг Лондона, Парижа и Нью-Йорка. Пожав плечами, я неприязненно заметил:

— Я вам больше скажу. Консерватория есть и в Петербурге. Да, у нас убивают людей и продажная милиция, но наша консерватория все равно одна из лучших в Европе. Это не связанные между собой вещи.

На самом деле я слукавил: я думаю, что эти вещи как раз связаны между собой. Когда страна бедновата и в ней царят разные неполадки, то это держит людей в тонусе и они гораздо активнее раскрывают свои таланты и дарования. А в сытых, зажравшихся странах царит апатия — таланты жрут гамбургеры и не желают трудиться…

Лигурис выслушал мой выпад и промолчал. Вероятно, он лишь спрашивал себя: что же я узнал такого, отчего стал вести себя с ним так уверенно?

Студенты-музыканты за соседними столиками громко разговаривали, а финская речь для неподготовленного уха звучит довольно страшно — как будто люди все время матерятся и угрожают друг другу.

— Вы думаете, здесь безопасно находиться? — покосился Константинос на меня. — Не пойти ли в другое место?

— В другом месте будет то же самое, — ответил я. — Здесь даже лучше — много народа, молодежь, мы никого не интересуем, и никто нас не услышит.

Уже спустя полгода после рождения сына, Константинос понял, что его опасения насчет непродолжительности такого счастья сбылись. В один прекрасный день Анастасия объявила, что получила с родины известие о смерти матери.

— Мне нужно вернуться на Крит, — сказала она. — Димиса я возьму с собой.

Константинос думал, что она едет похоронить мать и поплакать на могилке, но Анастасия просто сбежала от него вместе с сыном. Сбежала насовсем, бесповоротно, ничего не объяснив.

— А вы не пытались это выяснить? — спросил я. — Должна же быть причина, по которой жена сбегает от мужа…

— Конечно, я пытался, — мрачно ответил Лигурис. — Я дважды приезжал на Крит и хотел выяснить, что же произошло. Но наши встречи с Анастасией были краткими. Она поселилась в своей деревне, среди родственников, и при каждой нашей встрече присутствовали посторонние люди. Анастасия отказывалась встречаться со мной наедине.

— Но что-то она ведь говорила?

— Она твердила, что хочет жить на родине, что хочет воспитать Димиса одна, что разлюбила меня… По-моему, она просто болтала что попадя. Единственной ее целью было отделаться от меня. Не знаю, что с ней произошло, но смерть матери Анастасии изменила все.

— А вы не пытались действовать более решительно? — поинтересовался я. — Ну, я имею в виду…

— Вы имеете в виду силовые приемы? — усмехнулся Константинос. — Что ж, вы неплохой психолог, сэр. Конечно, я пытался. Более того, я нанял людей и они выкрали Димиса из этой деревушки. Его привезли ко мне в отель в Ираклионе, и мы улетели с ним в Лондон. Знаете, я думал тогда, что если сын будет со мной, то и жена вернется. Мне казалось, что Анастасией владеет какое-то наваждение, которое нужно просто сбросить, избавиться от него. Я был уверен, что если заставлю ее приехать ко мне и к сыну в Лондон, то сумею уговорить ее остаться.

— И что же? — спросил я, чувствуя, как начала непроизвольно дергаться нога, как бывает у меня всегда в наиболее ответственные нервные моменты.

— А вот что! — Константинос ткнул пальцем в свое обезображенное ожогом лицо. — Видите эти шрамы? Так закончился силовой прием, о котором вы спрашивали.

Спустя неделю после того, как Лигурис с маленьким сыном прилетели домой в Лондон, Анастасия позвонила сама.

— Я не стану заявлять в полицию и обращаться в суд, — сказала она. — Хотя, украв Димиса, ты совершил преступление. Но не будем об этом. Если ты вернешь мне ребенка, то я позволю тебе встречаться с ним два раза в год. Он будет приезжать к тебе в гости.