– И ты будь здоров, – отозвался мужчина, продолжая орудовать молотом и не поднимая головы.
– По-моему, хорошая погода надолго не задержится, – на пробу сказал Кнульп.
– Может быть, – буркнул щебенщик, на миг поднял глаза, но тотчас опустил взгляд, ослепленный полуденным солнцем на светлой дороге. – Куда путь держите?
– В Рим, к папе, – сказал Кнульп. – Должно, далёко еще?
– Нынче нипочем не дойдете. Коли станете везде останавливаться да мешать людям работать, то и за год не доберетесь.
– Вы так думаете? Что ж, мне не к спеху. Слава богу. А вы человек старательный, господин Андрес Шайбле.
Щебенщик приставил руку козырьком к глазам, рассматривая прохожего.
– Стало быть, вы меня знаете, – с расстановкой проговорил он, – и я вас вроде как тоже знаю. Только вот имя покуда не вспомнил.
– Тут вам надо бы спросить старого хозяина «Краба», где мы все в девяностом году обитали. Но его, поди, и в живых уж нет.
– Давно. Но я, кажись, вспомнил, старина. Ты ведь Кнульп. Присядь со мной и здравствуй!
Кнульп сел, в гору он поднялся слишком быстро и дышал с трудом, но только теперь увидел, как красиво далеко внизу раскинулся городок – сверкающая голубая река, красно-коричневый лабиринт кровель, а меж ними маленькие зеленые островки деревьев.
– Хорошо у тебя здесь, наверху, – сказал он, переводя дух.
– Да, неплохо, я не жалуюсь. А ты? Раньше-то в гору легче взбирался, а? Дышишь эвон как тяжело, Кнульп. Опять в родные места наведался?
– Верно, Шайбле, должно быть, в последний раз.
– Это почему?
– Потому что легкие отказывают. Не знаешь никакого целебного средства?
– Кабы ты остался дома, любезный мой, трудился, как должно, имел жену, детишек да собственную постель каждый вечер, с тобой, поди, было бы иначе. Ну, мое мнение тебе еще по тем временам известно. Теперь уж ничего не поделаешь. Неужто совсем плохо дело?
– Ах, не знаю… Хотя чего уж тут. Под гору все катится, и с каждым днем быстрее. Оно даже лучше, коли ты один и никому не в тягость.
– Это как посмотреть; впрочем, дело твое. Но мне жаль.
– Не жалей, не надо. Всяк однажды умрет, щебенщика и того смерть не минует. Н-да, старина, вот сидим мы с тобой вдвоем и похвалиться нам особо нечем. Ты ведь тоже в свое время о другом подумывал. Вроде на железную дорогу хотел податься?
– Эх, когда это было!
– Дети твои здоровы?
– Да, слава богу. Якоб уже зарабатывает.
– Да ну? Время-то как бежит. Ладно, пожалуй, мне пора.
– Куда спешить? Эвон сколько не виделись! Скажи, Кнульп, я могу чем-нибудь тебе пособить? У меня с собой немного, но полмарки ссужу.
– Они тебе самому пригодятся, старина. Нет-нет, спасибо.
Кнульп хотел сказать что-то еще, но печаль сжала сердце, и он промолчал, а щебенщик угостил его яблочным сидром из своей фляжки. Минуту-другую оба смотрели вниз, на городок – на мельничном канале ослепительно взблеснул солнечный блик, по каменному мосту медленно проехала груженая телега, под мельничной запрудой спокойно плыла белая армада гусей.
– Я отдохнул, пора двигаться дальше, – опять сказал Кнульп.
Щебенщик сидел в задумчивости и только покачал головой.
– Слышь, Кнульп, ты же мог стать чем-то бóльшим, не этаким вот бедолагой-нищебродом, – медленно проговорил он. – Что ни говори, чертовски тебя жаль. Ты меня знаешь, я не шибко богомольный, но все равно верю тому, что в Библии написано. И тебе тоже надобно об этом подумать. Ведь придется держать ответ, а это нелегко. У тебя были способности, получше, чем у других, и все-таки ничего из тебя не вышло. Не обижайся, что я этак говорю.
Кнульп улыбнулся, и в глазах его блеснул отсвет былого простодушного лукавства. Он дружески хлопнул товарища по плечу и встал.
– Посмотрим, Шайбле. Навряд ли Господь станет спрашивать: Почему ты не стал судьей? Может, Он просто скажет: Ты снова здесь, дитя неразумное? – и поставит меня на какую-нибудь легкую работу, присматривать за ребятишками или вроде того.
Андрес Шайбле пожал плечами под рубахой в сине-белую клетку.
– С тобой невозможно говорить всерьез. По-твоему, как придет Кнульп, Господь сразу шутить примется.
– Да нет. Но ведь мог бы, а?
– Не говори так!
Они обменялись рукопожатием, и щебенщик сунул Кнульпу в ладонь монетку, которую украдкой выудил из кармана. И тот взял ее, не стал отказываться, чтобы не портить товарищу радость.
Еще раз он бросил взгляд на родную долину, еще раз кивнул Андресу Шайбле, закашлялся, ускорил шаги и скоро исчез в лесу на вершине.
Следующие две недели холодные туманные дни еще перемежались солнечными, с запоздалыми колокольчиками и прохладно-спелой ежевикой, а затем вдруг настала зима. Ударил крепкий мороз, на третий день чуть потеплело и быстро навалило много снегу.