Кнут и пламя

Он понимал, что говорил не то, не правильно, ему хотелось упасть перед ней на колени и целовать ее руки, моля о прощении, только бы не видеть этот холодный взгляд небесно-голубых глаз. У нее глаза отца. Лорд Оберлинг тоже смотрел на него как на ничтожество... тогда, три года назад. Он и ощущал себя ничтожеством, что тогда, что теперь.

- Я люблю своего мужа, - строго отвечала стоящая перед ним девушка. - Он мой единственный мужчина.

- Я понял, - кивнул Эстебан, но удержаться всё же не смог, и быстро прикоснулся к столь желанным губам, прежде чем покинуть ее навсегда.

Виктория прикрыла глаза, пытаясь успокоить сердце, все еще колотившееся от испытанного ужаса - ничего, кроме страха, что Аяз может появиться в любой момент, она не ощущала.

Открыв же глаза, она не закричала только потому, что дыхание у нее перехватило. Тот, о ком она думала, молча стоял перед ней, гневно раздувая ноздри. Он явно всё видел и слышал. Виктория снова закрыла глаза в надежде, что все рассосется само собой. Столь кошмарного развития событий она и представить себе не могла.

Ледяные пальцы больно ухватили ее подбородок, жесткие губы прижались к ее рту - силой и с яростью насилуя его. Она облегченно обмякла в его объятиях, в которых не было ни капли нежности. Руки Аяза мяли ее тело, сжимая ее, причиняя боль, но это было неважно. Он всё равно любил ее, а большего ей было не нужно. Она даже не возмущалась, когда он принялся задирать ее юбку, когда скользил ладонью по голому бедру, дерзко проникая пальцами между горячих влажных складок.

- Он тебя возбудил? - шипел муж ей в ухо, лаская так, что она поднималась на цыпочки и всхлипывала.

- Ты меня возбудил, - стонала девушка, ловя его губы и непроизвольно подаваясь бедрами навстречу его пальцам.

Аяз, тяжело дыша и дергая глазом, убрал свои волшебные руки и принялся расстегивать жилет.

- Но не здесь же! - испуганно вскрикнула Виктория. - Люди же увидят!

Степняку было плевать, где. На его родине с этим не заморачивались. Взять свою женщину посередине стана считалось вполне нормальным. Более того, он просто жаждал обладать ей именно здесь, где каждый мог увидеть, что она принадлежит ему, и больше никто не посмеет даже прикоснуться к его жене. Но для Виктории это было неприемлемо, и он, щурясь и хохоча про себя, хватал ее за руку и тащил за собой - в тот самый кабинет, из которого он вышел четверть часа назад и отправился на поиски супруги. Аяза трясло от злости. Он посмел дотронуться до его жены! Его женщины! Он смел целовать ее даже тогда, когда она ясно сказала "нет"! Вопреки всякой логике, Виктория раздражала его не меньше просто потому, что когда-то в прошлом уже позволяла этому мужчине себя целовать и ласкать. Он понимал, что тогда они были незнакомы, что она ему не принадлежала, но в висках стучало только "моё, моё", и мысль овладеть ей в кабинете Эстебана и на столе Эстебана, казалась ему самой разумной.

Аяз втолкнул ее в маленькое помещение, огляделся и, отбросив прочь кресло, усадил на стол, скидывая с себя опостылевшие жилет и рубашку. Виктория тут же вцепилась в его плечи, впиваясь в них ногтями. Она уже сходила с ума от его нетерпения. Она хотела сама расстегнуть его рубашку, но не успела, и поэтому, чуть оттолкнув его, расстегивала ремень узких брюк и пуговицы на них, и жадно ласкала напряженный член, заставляя супруга резко выдыхать сквозь зубы. Аяз поднял на миг глаза, взглянул мимо нее и торжествующе оскалился. В дверях кабинета стоял бледный как полотно король и молча глядел на происходящее. Степняк, прищурившись, смотрел в глаза сопернику, стаскивая Викторию вниз и запуская руки глубоко в ее волосы. Девушка, не замечая разлившегося в воздухе напряжения, целовала его твердый живот и скользила языком по стволу члена, а потом мягко захватывала губами головку и вбирала его всё глубже. Он мял ее волосы, тяжело дыша, но позволяя супруге ласкать его так, как нравилось ей. Наконец она выпустила выпустила влажный член из своего сладкого плена и жалобно поглядела на него.

- Аяз, - прошептала она, облизывая губы.

Между ног у нее пылало, она хотела, чтобы муж немедленно взял ее, но попросить отчего-то стыдилась, хотя в их спальне давно бы уже обругала его и потребовала от него решительных действий. Здесь же обстановка заставляла ее робеть и только взглядом умолять Аяза. Он понял, снова усадил ее на стол спиной к двери, не позволяя обернуться, и задрал юбки. "Это моя женщина", - мысленно выкрикнул он и, уже забывая про неподвижный силуэт в коридоре, рвал на жене платье, спуская его с плеч и обнажая грудь.

- Аяз! - требовательно повторила Виктория, ловя его руки и кладя их на свои раздвинутые колени.

- Рано, - усмехался он ее злости и склонялся к нежной груди, ловя губами сосок.