Итак, еще четырнадцать лет, прежде чем белый человек впервые доберется до зверя, получит возможность изучить его, с изумлением осознав, что возможен, оказывается, совсем иной, чем у него, принцип существования. Случилось это неподалеку от деревни, именуемой туземцами Парраматта, жарким ноябрьским днем, и человека, который заполучил две лапы неведомого животного и заспиртовал их, звали Фрэнсис Баралье — француз по рождению, он пережил осаду Тулона, потом поступил морских дел инженером на службу английскому королю и, уже в должности адъютанта при генерал-губернаторе новой колонии, весьма поощряемый своим начальником за исполнительность и надежность, был отряжен в экспедицию на поиски прохода через Голубые горы.
Шестого ноября после полудня они переправились через Непеан, неподалеку от селения, которое дикари называли Бинхени. Распрягли и переправили волов, на руках перенесли на тот берег провизию, инструменты, а потом и саму повозку. Было их десять человек, шестеро в мундирах, еще трое — арестанты, взятые чернорабочими, и один туземец, по имени Гоги, горец, сопровождавший француза еще во время первой экспедиции в эти места. Его и теперь наняли проводником, он, однако, соглашался только при условии, что ему позволят взять с собой жену и сына. Шевалье пытался его отговорить, но безуспешно, и, рассудив, что без этого помощника ему никак не обойтись, в конце концов махнул рукой.
Людям он приказал продвигаться с предельной осторожностью, ибо слышал, что на дне реки попадаются плывуны. Впрочем, как и большинство слухов об опасностях окрестных мест, этот тоже оказался пустой болтовней, они благополучно достигли другого берега, хотя во время переправы Баралье все равно не покидало чувство, что с каждым новым шагом дно под ногами становится все более зыбким, как все коварнее кажется и сам этот край, чем дальше в него углубляешься, чем больше задуряешь себе голову его легендами и сказаниями.
Над ними затянутое облаками небо, термометр показывает 26 градусов.
Под вечер они уперлись в болото, где изловили несколько жирных, в руку длиной, угрей. После того, как разбили лагерь, Баралье, хотя и измотанный дневным маршем, все-таки заставил себя пойти на разведку, проверить границы трясины. По пути нашел ракушки, каких никогда не видывал.
На следующий день на подходе к Карабейли они подстрелили кенгуру. Двое каторжных выпотрошили добычу и подвесили жарить над костром, который развели, насобирав хворосту.
Жара стояла неимоверная.
Дав людям отдохнуть до четырех часов пополудни, Баралье в одиночку снова отправился на разведку. Но далеко он не ушел. Уже вскоре, в кустах, он наткнулся на двоих притаившихся туземцев, один хотел пуститься наутек, однако второй его остановил и успокоил.
Одного, как выяснил Баралье, звали Бунгин, второго, одноглазого, Вогглемаи. Оказалось, что, Гоги, проводник Баралье, его знает, встречал в Парраматте и в Проспект Хилле; Вогглемаи был родом с юга, а в этих местах теперь скрывался. Дело в том, что брат Бунгина Гоонбооле, знаменитый вождь, наводивший ужас на всю страну, погиб — свернул себе шею, свалившись с дерева, и теперь, оставшись без защиты и покровительства, Бунгин опасался мести тех, кому от его брата не поздоровилось.
Баралье велел отдать им голову кенгуру, на которую оба немедленно и с жадностью набросились. И хотя чутье подсказывало ему, что лучше бы этих двоих с собой не брать, однако вера в доводы разума пересилила, он рассудил, что, ежели кто вынужден скрываться, то уж он-то знает окрестности вдоль и поперек, а посему очень даже может пригодиться.
Открывающаяся взгляду низменность вольготно простиралась на юг, в ту же сторону тянулись холмы, почти незаметно переходя один в другой, и Баралье долго стоял на возвышении и глаз не мог оторвать от этой живописной картины.
Почвы, впрочем, были скудные, глинистые, наносные. С севера задувал удушливый суховей.
На следующий день путь им преградила река и на той стороне обрывистый, почти отвесный берег. Люди отыскали брод, распрягли волов и, как и в прошлый раз, перетащили повозку на руках.
До полудня они двигались вдоль берега, потом Баралье распорядился устроить привал. Каторжники занялись костром и стряпней; Гоги и Бунгин в охотку уплетали рисовый суп, и только Вогглемаи отказался от такой еды и поджарил себе ящерицу. Баралье попробовал и счел, что на вкус это мясо лучше опоссума.
Двинулись дальше, и вскоре в береговой круче распахнулся проход, уводивший от реки на холмистую падь, где на голых склонах шелестели эвкалиптовые рощи. Когда поднялись наверх, их взглядам открылась равнина, а на ней видимо-невидимо кенгуру. Почва — белая глина. В шесть вечера, когда переходили ручей, увидели на горизонте столбы дыма. Бунгин, изучив следы, обнаруженные на глинистом берегу, сказал, что это, верней всего, Канамбайгле со своим племенем. Они охотятся, вот лес и подожгли. Еще немного погодя они нашли шалаши, оставшиеся еще с прошлой экспедиции, в них и заночевали.