– Я несу твое сердце в себе… – начал он, цитируя стихотворение Эдварда Каммингса, которое только что прочел в учебнике по литературе. Лиам искоса поглядывал на картины, оставленные сохнуть на одном из столов для рисования, потому что он все еще не мог смотреть на Шай. Он попытался перевести следующую часть на латынь:
Шай уставилась на него и хихикнула. Это был лучший ответ, на который он только мог надеяться.
– Извини. Кажется, у меня синдром Аспергера[35], – пробормотал он, сидя за столом для рисования. – Ну, неофициально, конечно, но когда мама училась на медсестру, она прочла все учебники, и мы решили, что я, вероятно, нахожусь на нижней границе нормы. Я очень хорош в учебе и очень плох во всем остальном, как-то так.
– Ты сказал Ассбургер[36]? – cпросила Шай c улыбкой, и Лиам был ей признателен.
Возможно, только в Соединенных Штатах синдром Аспергера обозначал чудаков, которые хорошо учились в школе. Англичане были деликатнее. Вероятно, все великие английские таланты страдали синдромом Аспергера. Питер Селлерс, Гарри Поттер и весь актерский состав «Монти Пайтона». Сама Шай, вполне вероятно, тоже, и именно поэтому они уже, кажется, так хорошо поладили.
– Ты действительно собираешься меня учить или мы просто притворимся, что занимаемся математикой, и поговорим о чем-нибудь другом?
Лиам указал на ее кроссовки от Gucci из белой кожи с логотипом в виде маленькой пчелки посреди полосок красного, зеленого и черного цвета:
– Вот почему ни одна девушка здесь не разговаривает с тобой. Ты ведь это знаешь, правда?
Ну вот, он снова это сделал. Да что с ним такое?
Шай посмотрела на свои кроссовки.
– Моей маме они достались бесплатно. Она работает в журнале. Кроме того, это выглядит иронично. Посмотри, как я одеваюсь. Это джинсы для мальчиков, потому что мои ноги в девичьих выглядят странно, и майка моего отца, которую он случайно порвал, а я ее обрезала, и теперь это укороченная майка.
– Ну, – сказал Лиам, не сводя глаз с ее обуви, – это знак, что ты здесь чужая. Если бы ты была парнем, тебя бы, наверное, избили.
– Но это школа для детей богатых родителей, разве не так? По крайней мере, мне так кажется.
Шай сказала это только потому, что ее мать, похоже, выбрала самую пафосную школу в Бруклине, потому что сочла ее лучшей.
– Наверное. Я учусь здесь бесплатно, потому что мой папа преподает музыку маленьким детям.
Шай кивнула. Это было мило и немного грустно.
– А моя мама раньше работала медсестрой, – продолжал Лиам. – Она просто перешла в государственную начальную школу, потому что там, как ни странно, лучше платят. Но ты права: на весенние и летние каникулы, Рождество и все такое многие любят ездить в Вейл или на Мартинику. Моя семья отправляется в поход в Беркшир или на Рокавей-Бич.
Шай ничего не знала об этих местах, но все равно согласилась с ним:
– Вот видишь! Держу пари, у них есть шмотки от Gucci, они просто не надевают их в школу. Раз нравится какая-то вещь, почему бы не носить ее все время? У меня была такая кожаная куртка из Парижа, которая… – Шай остановилась. Она казалась еще более избалованной, чем дети, которые проводят весенние каникулы на Мартинике.
Лиам пододвинул стул и вытащил из рюкзака блокнот в клеточку и калькулятор.
– Итак, алгебра. Могу я посмотреть твое домашнее задание?
Шай открыла тетрадь и громко вздохнула:
– Пожалуйста, будь со мной помягче.
Лиам усмехнулся, глядя на кнопки калькулятора и обещая себе, что не сделает ничего ужасного: например, он не будет писать «Я люблю тебя» в обратном порядке и не станет переворачивать калькулятор, чтобы она могла прочитать слова на крошечном экране.
Лиам поднял глаза и покраснел. Шай смотрела прямо на него. Он заставил себя не отводить взгляда.
– Все будет хорошо.
– Как насчет того, чтобы покурить травки сегодня вечером? – предложил Стюарт. К тому времени они успели поесть на большой кровати тортеллини с чесночным хлебом, он почитал Теду
Мэнди поставила на паузу новый фильм об анорексии, который только что начала смотреть на телеканале Lifetime на своем iPad, и села, облокотившись на груду подушек.
– Прямо сейчас?
– Давай накуримся, – сказал Стюарт, бросая банку ей на колени.
– Ш-ш-ш, – Мэнди хихикнула.
Она поднесла банку к свету. Это определенно не было похоже на травку, которую она курила в средней школе, – та была коричневой, комковатой и совсем непривлекательной. Эта же трава была пышной, с темно-зелеными завитушками, достаточно красивыми, чтобы украсить ими свитер. На банке имелась маленькая белая этикетка с аккуратно выведенной фиолетовыми чернилами надписью: «Пурпурная дымка».